Несовместимость подходов сторон к развитию взаимоотношений
17 сентября 1939 г. правительства Англии и Франции были уведомлены нотой наркома иностранных дел СССР о том, что в отношениях с ними Советский Союз будет проводить политику нейтралитета. В ноте также сообщалось о вступлении Советских Вооруженных Сил в Западную Украину и Западную Белоруссию, приводилось обоснование этой чрезвычайной меры. В Париже сразу же попытались искать в действиях СССР некий «скрытый смысл». 18 сентября 1939 г. Э. Даладье задал соответствующий вопрос советскому полпреду во Франции Я.З. Сурицу1. Аналогичный запрос был сделан временным поверенным в делах Франции в СССР Ж. Пайяром2 первому заместителю наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкину 20 сентября 1939 г. Потемкин ответил, что после заявления СССР о нейтралитете у английского и французского правительств как будто нет объективных оснований ожидать каких-либо осложнений с Советским Союзом3.
В Лондоне зондаж советской позиции провели более обстоятельно. 23 сентября — впервые после начала войны — состоялась официальная встреча министра иностранных дел Э. Галифакса с полпредом СССР И.М. Майским. Министр поставил перед полпредом три основных вопроса:
«1. Как смотрит Советское правительство на существующее состояние англо-советских отношений и... имело бы смысл для английского правительства вступить с Советским Союзом в переговоры о торговле во время войны?..
2. Как мыслит себе Советское правительство будущее Польши? В частности, является ли существующая демаркационная линия временной военной мерой или же имеет более постоянное значение?
3. Как смотрит Советское правительство на европейскую ситуацию? Остаются ли в силе те принципы советской внешней политики (борьба против агрессии, поддержка жертв агрессии), которые он привык ассоциировать с именем СССР, или же в характере советской внешней политики произошли какие-либо существенные изменения?»4
26 сентября 1939 г. НКИД сориентировал полпреда в отношении ответа Галифаксу: «По первому вопросу: Англия, если она действительно хочет, могла бы начать с СССР переговоры о торговле, так как СССР остается и думает остаться нейтральным в отношении войны в Западной Европе, если, конечно, сама Англия своим поведением в отношении СССР не толкнет его на путь вмешательства в эту войну. По второму вопросу: нынешняя демаркационная линия не представляет, конечно, государственной границы между Германией и СССР. Судьба будущей Польши зависит от многих факторов и противоположных сил, учесть которые в настоящее время нет пока возможности. По третьему вопросу: принципы внешней политики СССР остаются те же. Что касается советско-германских отношений, то они определяются пактом ненападения...»5 27 сентября 1939 г. полпред сообщил это министру иностранных дел Великобритании. В тот же день народный комиссар иностранных дел СССР направил полпреду СССР во Франции директиву, в которой говорилось: «Что касается существа вопроса Даладье, то можете руководствоваться содержанием моих ответов на вопросы Галифакса»6. Конкретизация позиции СССР в связи с начавшейся войной ясно указывала на советскую готовность — при наличии взаимности — к нормальному, конструктивному развитию отношений с противниками Германии, включая и укрепление с ними торгово-экономических связей.
Чем ответили на это империалистические противники Германии? Для Англии, Франции, а также США период «странной войны» в Европе был временем, когда переплетение антисоветизма, политической и военной близорукости, отсутствия элементарного здравого смысла немногим уступало по губительности своих последствий мюнхенской политике довоенного образца. Политика бездействия в надежде на антисоветский компромисс с агрессором, проводившаяся до 1 сентября 1939 г., была продолжена бездействием военным в расчете на тот же компромисс, на скорейшее вовлечение Германии в войну против СССР. После 1 сентября западные державы активизировали линию на провоцирование этой войны, несмотря на то что теперь их возможности для этого сократились в силу существования советско-германского пакта о ненападении. Как подчеркивал в телеграмме в госдепартамент посол США в Москве Л. Штейнгардт 27 сентября 1939 г., «в здешних английских и французских дипломатических кругах имеется сильная склонность надеяться на то, что между обеими странами (Германией и СССР. — П.С.) уже возникли или возникнут в скором времени трения»7. Такая политика в отношении СССР была дополнена со стороны Англии и Франции усиленным политическим и экономическим нажимом, вплоть до попыток организации против СССР военной интервенции.
Тот же Штейнгардт довольно четко определил цели и характер англо-французской дипломатии в отношении СССР в период «странной войны». 2 октября 1940 г. Штейнгардт писал в Вашингтон: «Основная ошибка союзной, а затем и английской дипломатии в отношении СССР заключалась в том, что она была постоянно направлена на то, чтобы попытаться побудить Советский Союз предпринять определенные действия, которые если и не привели бы к вооруженному конфликту с Германией, то повлекли бы за собой настоящий риск возникновения такого конфликта». Эта деятельность, с основанием подчеркивал Штейнгардт, не имела шансов на успех. «Маловероятно, чтобы СССР спровоцировал путем серьезных переговоров или соглашения с Великобританией те самые события, помешать которым является целью всей его политики, а именно свое вовлечение в войну против держав оси»8.
В главных вопросах подхода к СССР позиции Лондона и Парижа совпадали. Определенная специфика французского подхода по сравнению с линией Лондона заключалась в том, что французское правительство активнее выдвигало на передний план антисоветизм, меньше маскировалось «подстраховочными» маневрами в отношении СССР. Мюнхенская антисоветская линия в интерпретации правящих кругов Франции в начальный период второй мировой войны была более откровенной, чем у Великобритании. Полпред СССР во Франции Я.З. Суриц докладывал в НКИД 18 октября 1939 г., что в Париже полностью сохраняются расчеты стравить СССР с Германией. «Отсюда установка официальной пропаганды: всяческое разжигание всего того, что может внести немедленные разногласия между Германией и СССР, запугивание Германии и нейтральных стран «красной опасностью», порождаемой нынешним состоянием советско-германских отношений, и соблюдение вместе с тем известной осторожности по части прямых атак против СССР»9.
Для обострения советско-германских отношений англо-французская дипломатия хваталась за любые возможности; например, 25 сентября 1939 г. в Москву для переговоров о заключении с СССР пакта о взаимопомощи применительно к району проливов и Балкан прибыл министр иностранных дел Турции Шюкрю Сараджоглу. Докладывая о беседе с Ш. Сараджоглу 17 октября 1939 г., Л. Штейнгардт сообщал в Вашингтон: «Министр иностранных дел откровенно мне заявил, что Великобритания пыталась воспользоваться турецко-советскими переговорами для того, чтобы вбить клин между Германией и Советским Союзом»10.
31 октября 1939 г. на пятой сессии Верховного Совета СССР В.М. Молотов подтвердил, что СССР продолжает придерживаться политики нейтралитета. Во французском правительстве, однако, восприняли новое заверение о нейтралитете СССР превратно. Коль скоро СССР сохраняет нейтралитет, значит, можно усиливать антисоветскую линию, не опасаясь «сближения» СССР с Германией, рассуждали в Париже. Французской цензуре было дано распоряжение «не стеснять» печать в отношении СССР. «Если ранее установка для печати сводилась к тому, чтобы избегать по возможности того, что могло бы порождать раздражение у Советского Союза, и тщательно подхватывать все то, что могло бы обострить отношения между СССР и Германией, то теперь усиливается общая антисоветская кампания»11, — отмечало полпредство. 3 ноября 1939 г. полпред СССР во Франции сообщил, что в отмену прежних директив газетам после выступления наркома иностранных дел предоставлено право «пробирать нас вовсю»12.
