I.3. ППР-ППС: политические противоречия. Выборы в сейм

Референдум не принес стране политической стабилизации. На заседании Совета министров 4 июля, еще до оглашения итогов опроса, каждая из конфликтующих сторон продемонстрировала уверенность в своей победе. Гомулка обвинил Миколайчика в попытках «опорочить референдум», настаивал, что «часть ПСЛ, возглавляемая Миколайчиком, ...опирается на террористические банды и имеет все черты фашистской партии», что «линия Миколайчика во внутренней политике — это террор, а во внешней — поджигание войны против СССР». Отвечая Гомулке, Миколайчик использовал противоположную аргументацию: «в стране наблюдается разгул террора органов общественной безопасности, которые массовыми репрессиями стремятся повлиять на результаты референдума», «органы безопасности вызвали к себе ненависть всего народа, и это ложится пятном на правительство»; имеется «много фактов фальсификации результатов референдума», «80% польского народа дали отрицательные ответы на вопросы референдума, что доказывает победу ПСЛ»¹.

В итоге была принята резолюция, предложенная коммунистами. «Против» голосовали Миколайчик и Керник. Заседание показало, что референдум укрепил уверенность ПСЛ в успехе самостоятельных действий.

Тем не менее, ППР предложила ПСЛ переговоры. Часть руководства ПСЛ склонялась к переговорам, «надеясь на то, что Сталин, вопреки польским коммунистам, убедившись, что монопартийная система не обеспечивает стабильной власти в Польше, изменит свое отношение к внутренним польским проблемам». 11 июля 1946 г. состоялась неофициальная встреча представителей ППР (В. Гомулка, Я. Берман, Р. Замбровский) с председателем ГС ПСЛ Ч. Выцехом и членом ГС В. Керником. Коммунисты требовали отстранить от руководства ПСЛ Миколайчика и его твердых сторонников, с которыми будет вестись «бескомпромиссная борьба», считали сотрудничество возможным только с теми, кто голосовал «за» проводимые преобразования и новую западную границу. Как информировал Москву Давыдов, представители ПСЛ «дали понять, что имеют возможность устранить Миколайчика от руководства», но выставили два предварительных условия: 1. до выборов в сейм провести выборы в местные советы, чтобы они могли ввести туда «своих» людей; 2. «ПСЛ (без Миколайчика) участвует в блоке демократических партий на территории 4-х западных (бывших немецких) и 3-х восточных (где есть банды УПА) воеводств. В остальных семи воеводствах ПСЛ пойдет к выборам самостоятельно». Не договорившись, стороны условились встретиться еще раз. На новой встрече, в середине июля, людовцы обусловили отстранение Миколайчика обещанием ППР добиться вывода советских войск из Польши и удаления советников из органов безопасности. Коммунисты не могли принять эти требования. Давыдов сообщил, что на заседании ГС ПСЛ 19 июля «развернулись бурные прения, Миколайчик и его сторонники требовали прекращения всяких переговоров с ППР», но не были поддержаны большинством членов ГС. «Руководители ППР, — резюмировал советник, — рассчитывают, что им удастся расколоть ПСЛ и изолировать Миколайчика»².

Шагом в этом направлении было ограничение организационного «поля» оппозиции. В июле 1946 г. Главное правление клерикального СП во главе с К. Попелем, взаимодействовавшим с ПСЛ, протестуя против нарушения свободы, политического давления и репрессий, объявило о прекращении деятельности партии. Тогда сторонники сотрудничества с коммунистами З. Фельчак и Ф. Виды-Вирский возглавили СП и вывели его из оппозиционной среды. Это был политический успех коммунистов, хотя и не очень значительный³.

Главное беспокойство коммунистов вызывала ситуация в ППС, где нарастала критика ППР⁴. Уже в начале июля социалисты выражали беспокойство предварительными итогами референдума: «Если мы такие слабые, то должны договариваться с ПСЛ» (Э. Осубка-Моравский); «Мы имеем неудовлетворительные результаты из-за ППР. В блоке с ППР можем проиграть и выборы. Зачем нам брать на себя поражение ППР? Без ППР мы выиграем больше» (Г. Яблоньский). Осубка-Моравский был уверен, что ППС окрепла и «может претендовать на гегемонию в стране». 13 июля член руководства ППС Г. Вахович, тогда замминистра госбезопасности, заявил С. Радкевичу: «Результаты референдума свидетельствуют о необходимости найти общий язык с Миколайчиком». О таких настроениях в «верхах» ППС Давыдов 16 июля 1946 г. докладывал в Москву: «После референдума... отмечаются серьезные колебания (под нажимом ВРН) той части ППС, которая раньше стояла на позициях единого фронта с ППР, и усиление тенденций к блоку с Миколайчиком». Донесение содержало сведения о встрече в Лондоне Циранкевича с А. Чолкошем, одним из лидеров ППС-ВРН, и материалы, подтверждающие усилия правых социалистов «оторвать ППС от ППР и создать блок ППС-ПСЛ... пока они (ППР) не завладели сердцами масс, мы имеем будущее»⁵.

Информация вызвала тревогу в Москве, и 18 июля советник посольства Яковлев посетил Циранкевича. Беседа была достаточно откровенной. Красной нитью, по словам дипломата, «проходила жалоба Циранкевича на отсутствие доверия к ППС со стороны лидеров рабочей партии», которая совершает ошибки, не учитывая «особый склад психологии поляков», а именно их «политический романтизм» и то, что «в Польше веками воспитывалась вражда к России». К ошибкам ППР Циранкевич отнес принижение «героизма, самоотверженности и доблести варшавян, погибших в борьбе с немцами» во время восстания, и политику в отношении АК: нельзя «было огульно ругать АК», следовало «рядовых аковцев привлечь к сотрудничеству по восстановлению новой Польши»^*. Поскольку, продолжал лидер ППС, «эти люди не пойдут в ППР... задача ППС — взять их под свое влияние». Далее Циранкевич изложил свое понимание роли ППС, которая «по своим политическим традициям сегодня более других партий отвечает настроениям широких масс польского народа. ППРовцев часто рассматривают как агентов России. К ППС доверия значительно больше, и мы, ППСовцы, рассчитываем также и на доверие со стороны Советского Союза... Однако руководство ППР не доверяет нам и не дает разделить полностью ответственность за управление государством. ...Мы, пепеэсовцы охотно разделили бы труд и ответственность за работу органов безопасности в Польше, которые так мало популярны. Однако нас не допускают в Министерство госбезопасности...». Циранкевич подчеркнул, что все это формирует среди рядовых членов ППС недоверие к руководству партии, которое рассматривают «как привесок к ЦК ППР... С нами [коммунисты] должны считаться и позволять нам иметь на некоторые вопросы взгляды, отличающиеся от взглядов ППР». Оценив ситуацию в стране после референдума как напряженную, этот политик выступал за использование Выцеха и Керника для того, чтобы «сломать Миколайчика», который «побоится остаться один, и вынужден будет согласиться на наши условия»⁶.

Таким образом, советская сторона получила «из первых рук» высказанную в сдержанной форме характеристику оппозиционных настроений среди социалистов и политических разногласий между двумя рабочими партиями. Документы российских архивов отражают особое внимание советской стороны к взаимоотношениям рабочих партий, стремление «погасить» межпартийные разногласия и исключить «сползание» ППС в оппозицию к ППР. Докладные записки советника Давыдова, посла Лебедева адресовались не только Л.П. Берии и В.М. Молотову. Они направлялись И.В. Сталину, что подтверждает важность содержавшейся в них информации.

1 августа Давыдов доносил министру МВД СССР С.Н. Круглову о заседании 30 июля в Варшаве Межпартийной согласительной комиссии ППР (В. Гомулка, Я. Берман, Р. Замбровский) и ППС (С. Швальбе, Э. Осубка-Моравский, Ю. Циранкевич, а также генеральный секретарь ЦК профсоюзов К. Русинек). Обсуждались два вопроса: отношение рабочих партий к ПСЛ и разногласия между ППР-ППС. Социалисты выступали за блок шести партий, против отстранения Миколайчика, так как за ним «бесспорно, стоят крестьянские массы, и отстранение его означало бы введение диктатуры, с чем ППС не может согласиться». Коммунисты же исключали возможность переговоров с Миколайчиком по вопросу о блоке. Согласия, таким образом, не последовало.

По второму вопросу социалисты доказывали, что коммунисты сознательно вытесняют их с государственных постов. Осубка-Моравский утверждал: «Польский народ не любит органы безопасности, не любит и ППР, потому что она руководит этими органами. Только поэтому мы имеем большое число отрицательных ответов на вопросы референдума, только поэтому растет оппозиция в стране». В ответ на все обвинения Гомулка порекомендовал социалистам «обратиться к товарищу Сталину^**. для объяснения ему создавшейся ситуации и разрешения всех спорных вопросов»⁷.

Москва, действительно, была заинтересована в том, чтобы «успокоить» социалистов и обеспечить преобладание сторонников взаимодействия с ППР в руководстве ППС. С этой целью была организована продолжительная беседа Сталина с деятелями ППС.

Накануне, 17 и 18 августа, советский посол передал две телефонограммы заместителю министра иностранных дел В.Г. Деканозову, которые поступили «наверх» — Сталину, Молотову, Берия и др. Посол информировал, что «руководство ППС неуклонно сползает в сторону правой ППС, что и является основной причиной конфликтов» между партиями. Главным требованием социалистов остается уравнение участия ППС и ППР во власти и «предоставление [им] половины должностей в госбезопасности, генштабе и ряде других министерств». Кроме того «руководство ППС хочет получить в свое распоряжение польскую полицию». Настойчивые требования ППС к ППР поделиться властью Лебедев связывал с итогами референдума: в ППС сделали вывод о сомнительных перспективах ППР на выборах и считали, что блокирование с ней «уменьшает шансы на успех ППС». Вместе с тем посол констатировал отсутствие единства в руководстве социалистов и существование группы (43 человек из 128 членов ЦИК и ГС) твердых сторонников сотрудничества с ППР, среди них министры С. Матушевский, К. Домбровский, Г. Свентковский и др., против которых Э. Осубка-Моравский, Ю. Циранкевич и С. Швальбе «с бешеной яростью выступают».

Посол также направил Деканозову подготовленную В. Гомулкой «Докладную записку» о резком ухудшении отношений между ППР и ППС. «ППС, — утверждал Гомулка, — категорически сопротивляется наступлению на ПСЛ» и рассчитывает на создание большинства ППС-ПСЛ в парламенте после выборов, намеченных на 1 декабря 1946 г. ППР же считает выборы в блоке с партией Миколайчика опасными и выступает за разгром «реакции» в ПСЛ и содействие «оформлению группы "легальной", прирученной оппозиции». Глава ППР подтвердил существование разногласий в оценках АК и деятельности госбезопасности и подчеркнул, что в ППС понимают «единый фронт» как паритет в распределении ответственных постов в министерствах безопасности, обороны, иностранных дел и промышленности. Гомулка предполагал добиваться согласия социалистов на обострение курса против ПСЛ (оставление Миколайчика в правительстве при одновременном широком роспуске уездных и областных организаций ПСЛ) и введения представителей «левого крыла» в руководство ППС. В противном случае «возможной перспективой остается: а) устранение Осубка-Моравского с поста премьера и... б) захват левым крылом руководства ППС»⁸.

Встреча Сталина с польскими социалистами Осубка-Моравским, Швальбе и Циранкевичем состоялась в ночь с 19 на 20 августа в присутствии Деканозова и продолжалась без малого 4 часа. Поляки получили возможность откровенно изложить свои претензии к коммунистам. Осубка-Моравский констатировал, что объявленные итоги референдума являются грубой фальсификацией. «Миколайчик, — продолжал глава польского кабинета, — в конце концов, может быть устранен. на блок с ПСЛ можно идти и без Миколайчика... Тактика ППР ошибочна и она приносит большой вред делу возрождения демократической Польши. ППР до последнего времени держала в своих руках более 90% власти в стране. Сейчас она сохраняет за собой до 80% власти, и стремится к фактической монополии власти. ...В ППР и на ответственных государственных постах, в том числе и в органах государственной безопасности, имеет место засилье евреев^***, что чревато большими опасностями, поскольку антисемитизм в Польше... принял такие размеры, какие неведомы были даже в худшие времена правления санации». Циранкевич и Швальбе высказывались за блок с ПСЛ, немыслимый без его лидера, и констатировали: «без участия ПСЛ в Польше не удастся провести честных выборов».

Сталин выразил свое понимание того, что происходит в Польше: референдум укрепил позиции демократического блока и правительства^****, позиция ПСЛ «значительно ослабла», постановка вопроса о сенате «была ошибкой», «идти на блок с Миколайчиком сейчас, пожалуй, уже нельзя»; «вопрос о еврейском засилии..., если это действительно имеет место в Польше, нельзя игнорировать». Реагируя на упреки социалистов в диктатуре ППР, Сталин повторил то, что говорил в мае 1946 г.: «Перед Польшей, как и перед другими странами Восточной Европы, в результате этой войны открылся другой, более легкий, стоящий меньше крови путь развития — путь социально-экономических реформ... [создана] вполне достаточная база для того, чтобы без диктатуры пролетариата двигаться по пути дальнейшего развития в сторону социализма».

В монологе вождя появился и новый сюжет — о возможном объединении рабочих партий: «В результате этой войны изменился облик коммунистических партий, изменились их программы. Резкая грань, существовавшая ранее между коммунистами и социалистами, постепенно стирается. Об этом говорит, например, факт слияния в единую партию коммунистической и социал-демократической партии Германии». Вместе с отказом одобрить линию ППС и осудить линию ППР, «которую здесь, кажется, рассматривают в качестве обвиняемого», прозвучали чрезвычайно важные для социалистов слова о доверии Сталина к ППС и утверждение, что «в Польше ни в коем случае не должно быть монополии одной партии — будь то ППР или ППС. Только в едином фронте этих двух партий — залог того, что будут сохранены завоевания демократии и независимость Польши»⁹.

Советский лидер, не будучи уверен в том, что удалось убедить социалистов отказаться от соглашения с ПСЛ, и желая еще раз воздействовать на ППС, предложил накануне выборов в сейм вновь встретиться с руководством рабочих партий.

Побывавшие в Кремле лидеры ППС, видимо, были удовлетворены состоявшейся беседой. Более того, по совету Швальбе с просьбой о встрече с советским вождем 28 августа обратился к Лебедеву вице-председатель КРН С. Грабский. Он мотивировал просьбу тем, что «обеспокоен все нарастающим антагонизмом между политическими партиями в Польше, который. не принесет Польше ничего хорошего», и утверждал, что «70% польского населения, безусловно, стоит на стороне ПСЛ», что «все свое недовольство теперешним положением в Польше общественное мнение Польши относит [на] счет Советского Союза..., поляки видят в польских учреждениях русских советников, делают вывод о несамостоятельности теперешней польской политики, естественно, опасаются за независимость Польши».

Беседа лидеров ППС со Сталиным оказала воздействие на их встречи 23 августа с Керником и Выцехом, а 28 августа — с Миколайчиком. Социалисты заняли твердую позицию в отношении ПСЛ. Миколайчик, уверенный, что ППС может принять его предложение о будущем взаимодействии, соглашался на 40% мест в сейме. Он рассчитывал, что при объединении ПСЛ, ППС и СП три партии получат большинство депутатских мест. На этот вариант социалисты не шли, обещая людовцам 25% мест. Безрезультатность переговоров, вероятно, подтолкнула В. Керника 29 августа обратиться к советскому послу. «Керник и его друзья, — писал посол Деканозову, — хотели бы как можно скорее съездить в Москву, чтобы в личных беседах изложить генералиссимусу Сталину свои взгляды на польские вопросы в полной надежде, что Сталин разделит хорошие намерения, которыми руководствуются деятели ПСЛ. ...Поехать в Москву от имени ПСЛ хотели бы Керник и Миколайчик». Инициативу деятелей ПСЛ в Москве расценили как попытку «привлечь Сталина для разрешения спорных вопросов между польским правительством и оппозицией в лице ПСЛ». 2 сентября посол СССР уведомил Керника об отказе в просьбе руководителям ПСЛ. Отказ объяснялся нежеланием Сталина брать на себя роль арбитра, «чтобы не создавать плохого прецедента». Не состоялся и прием Грабского. В Москве были убеждены, что теперь, когда появились симптомы противостояния великих держав, необходимы поляризация политических сил в Польше, изоляция ПСЛ и его отдельное участие в выборах¹⁰.

Конец лета и начало осени 1946 г. были отмечены бурными политическими событиями. Прозвучавшее на встрече 19 августа заявление Сталина о его доверии ППС позволило руководству этой партии пресечь попытку группы твердых сторонников взаимодействия с ППР во главе с Матушевским совершить внутрипартийный переворот, чтобы отстранить от власти Циранкевича, Швальбе и Осубка-Моравского. После этой встречи стали заметными перемены в отношении лидеров ППС к Миколайчику: социалисты уклонились от договоренностей о блоке против ППР. ППС стала присматриваться к тем деятелям в ПСЛ, кто критически относился к Миколайчику, и с конца августа выступала за установление связи с ПСЛ-Нове Вызволене¹¹.

В ночь с 29 на 30 августа 1946 г. Сталин вновь встретился с руководством ППР (Гомулка, Берман, Замбровский) и ППС (Осубка-Моравский, Швальбе, Циранкевич). Обсуждались вопросы сотрудничества рабочих партий в избирательной кампании. «В Москве у товарища Сталина мы договорились с ППР о том, что ППС является партией, заслуживающей доверия и соправящей партией», — утверждал Циранкевич в октябре 1946 г. Социалисты требовали от ППР «заключения формального соглашения», в котором ясно говорилось бы о месте ППС в руководстве страной после победы избирательного блока на выборах и о распределении депутатских мест. Коммунисты, однако, не желали связывать себя никакими предварительными обязательствами, поскольку ППР добивалась такого соотношения депутатских мест, «которое обеспечивало бы некоторый перевес за ППР и ее надежными союзниками». Социалисты полагали, что «было бы вполне удовлетворительно, если бы Миколайчик получил в Сейме 25% мест». Коммунисты считали такой вариант «опасным для блока»¹².

Большое влияние на перегруппировку основных политических «игроков» в Польше оказало выступление госсекретаря США Дж. Бирнса в Штутгарте 6 сентября 1946 г. Бирнс заявил, что постановление конференции в Потсдаме о польско-германской границе не может рассматриваться как окончательное и возможна корректировка этой границы. Заявление означало переход американцев к политике оттеснения на восток и сужения зоны советского контроля в Европе. Подавался сигнал тем «местным» национальным силам, которые были заинтересованы в дестабилизации ситуации в сфере интересов СССР. Речь Бирнса задевала интересы миллионов поляков, налаживавших жизнь на бывшей немецкой земле. По всей стране прошла волна митингов и демонстраций протеста. Ситуация диктовала политическим силам Польши обязательство выдержать испытание на патриотизм и отреагировать на выступление госсекретаря США.

В затруднительном положении оказалось руководство ПСЛ. Понимая, что откровенные протесты в адрес США, как и прямые проявления антисоветизма, в создавшейся ситуации невозможны, депутаты от ПСЛ стремились уйти от четких оценок речи Бирнса и сгладить ее направленность против государственных интересов Польши. Был избран вариант широкой пропаганды равной дружбы Польши с СССР и западными демократиями, одновременно критиковалась ППР за неспособность наладить равноправные партнерские отношения с Москвой. С трибуны Крайовой Рады Народовой звучали обвинения в насаждении советского опыта, которое грозит Польше потерей независимости. Такие обвинения раздавались и раньше, поэтому не могли восприниматься как реакция ПСЛ на выступление Бирнса. Запаздывавшая оценка демарша госсекретаря, по меньшей мере, не прибавила Миколайчику сторонников в стране. ПСЛ-Нове Вызволене отреагировало на заявление Бирнса довольно резко: «Трудно предвидеть, сколько польских территорий готовы отдать Англия и Америка, особенно первая, чтобы полностью перетянуть Германию на свою сторону...»¹³.

Речь Бирнса и реакция на нее руководства ПСЛ создавали политически выгодную ситуацию для ППР. Важнейшая для судьбы государства проблема польско-германской границы, гарантом которой был лишь СССР, стала еще одним аргументом в борьбе против оппозиционных сил в стране и эмиграции^5*. Открылась возможность «убедить польское общество в том, что столь желаемая им смена существующего порядка равнозначна утрате западных земель и как следствие утрате независимости». 13 сентября 1946 г. было опубликовано Открытое письмо ЦК ППР и ЦИК ППС. В нем Исполкому ПСЛ предлагалось сделать заявление о готовности защищать линию Одра-Ныса, бороться с вооруженным подпольем и принять предложение рабочих партий об избирательном блоке. Вместо официального ответа в печати ПСЛ появились подборка материалов с критикой американского госсекретаря и перепечатка протеста, заявленного Молотовым 17 сентября 1946 г.¹⁴

Действия руководства ПСЛ в связи с выступлением Бирнса активно использовались ППР для наступления на позиции людовцев. Коммунисты развернули не только масштабные пропагандистско-политические и административные, но и репрессивные меры против ПСЛ. На пленуме ЦК ППР 18 сентября 1946 г. и заседаниях КРН (20—22 сентября) они говорили о росте числа зарегистрированных террористических акций подполья (в июне — 884, в сентябре — 1114). Приводились поступавшие с мест факты связи ПСЛ с подпольными структурами (в частности — факты превращения официальных помещений ПСЛ в явочные квартиры). Такие сведения использовались госбезопасностью как основание для репрессивных мер против партийных организаций и функционеров легальной партии. В ноябре—декабре 1946 г. были проведены тысячи обысков в помещениях ПСЛ по всей стране. По обвинению в связях с ВиН был арестован ряд крупных деятелей, среди них заместитель Миколайчика С. Межва, главный редактор еженедельника «Пяст» К. Бучек, секретарь Краковского воеводского правления ПСЛ М. Кабат и др. Тогда же госбезопасность провела обыски в варшавском центре ПСЛ и задержала члена Главного исполкома партии К. Багиньского. С середины декабря 1946 г. не работали 2700 низовых организаций ПСЛ. На 10 января 1947 г. под арестом находилось 2110 его членов, из них 1570 — за принадлежность к подполью и нарушение запрета на хранение оружия. Деятельность партии была запрещена в 25 уездных комитетах (перед выборами — уже в 43), в 36 повятах. Из 300 крупных уездных организаций были распущены 22. Параллельно происходило подавление вооруженного подполья (с октября 1946 г. и до выборов польская госбезопасность провела 1207 операций, в ходе которых было убито 600 человек и арестовано около 6 тыс.). Среди арестованных руководителей подпольных организаций были те, кто поддерживал ПСЛ. Осенью 1946 г. был взят под стражу очередной состав руководства ВиН и Народовых сил збройных, состоялись судебные процессы командного состава НСЗ, в декабре 1946 г. было вынесено 6 смертных приговоров. В результате различных мер сократилось представительство сторонников ПСЛ в государственных структурах. Были сняты с постов все воеводы и старосты — члены ПСЛ, ограничена компетенция министров от ПСЛ, в том числе С. Миколайчика. Представительство ПСЛ в органах местной власти по стране в 1947 г. было снижено до 1,3—2,3%. Серьезные позиции ПСЛ сохраняла лишь на «старых» землях (42%), особенно в Краковском, Келецком, Жешовском воеводствах (от 50 до 70%)¹⁵.

Депутаты от ПСЛ фактически не влияли на работу президиума КРН и проиграли обсуждение проекта закона о выборах, предложенного депутатами от рабочих партий. Принятый 22 сентября закон был сформулирован так, что сводил к минимуму представительство ПСЛ в будущем сейме. По закону правом избирать впервые наделялись военнослужащие Войска Польского, что было важно для ППР, которая контролировала этот силовой институт, традиционно авторитетный в стране. Отказано было в праве голосовать лицам, сотрудничавшим с немецкими оккупантами, фашистскими организациями или с подпольными «бандами». В польских условиях такие критерии толковались и использовались властью расширительно и произвольно. В «лишенцы» были зачислены 409 326 человек, или 3,03% всех избирателей¹⁶.

26 сентября 1946 г., когда Межпартийная согласительная комиссия официально создала избирательный Демократический блок четырех партий (ППР, ППС, СЛ, СД), было принято решение о выводе представителей ПСЛ из согласительных комиссий и замене их членами ПСЛ-НВ в органах власти и госаппарате, прежде всего высшего и среднего звена. Резко усилилась цензура печати ПСЛ, в первую очередь центрального партийного органа «Газеты Людовой». Подготовительный этап предвыборной борьбы завершался руководством ПСЛ с ощутимыми организационными потерями. Зима 1946—1947 г. принесла изменения «снизу»: участился выход крестьян из ПСЛ. Из списков членов партии исчезали порой целые повятовые организации. Но меняли политическую ориентацию или отходили от участия в политике не только крестьяне. Колебания имели место среди сельской интеллигенции, особенно учительства, являвшегося оплотом ПСЛ в деревне. Часть сельской молодежи, традиционно организованной в массовом демократическом союзе «Вицы», который в конце 1946 г. насчитывал 465 тыс. членов¹⁷, перемещалась от следования за Миколайчиком на позиции нейтралитета. Этот процесс проходил под воздействием ряда обстоятельств, в том числе жесткого давления, которое по мере приближения выборов в сейм оказывала пропаганда ППР и госбезопасность, пресекая антикоммунистическую агитацию, нелегальные действия и контакты членов и сторонников ПСЛ с подпольем, а также с польской политической эмиграцией.

Накануне выборов ПСЛ понесла новые ощутимые потери. Наиболее влиятельная общественная организация Польши, Союз польских учителей, перешел на сторону власти. В январе 1947 г. призвали голосовать за блок четырех партий члены ближайшего окружения Миколайчика Ю. Нечко, Ч. Выцех, К. Банах, А. Витос, В. Керник. Тем не менее ПСЛ подходило к выборам, имея немалый запас прочности, объединяя около 500 тыс. членов, и шло на выборы отдельным списком. Устойчивым было его влияние среди городского населения, особенно той части, которая была солидарна с Миколайчиком в противостоянии ППР. Так была настроена немалая часть польского общества. Она и составляла как демократический, так и вовсе не демократический, идейно близкий эндекам и санации, электорат ПСЛ. В пользу этой партии вели агитацию различные подпольные силы, прежде всего НСЗ и Ви Н.

Накануне выборов в Польше в ЦК ВКП(б) считали союзниками ПСЛ католическую церковь и вышедших из ППС правых социалистов во главе с З. Жулавским, признавали, что «ПСЛ находит поддержку не только подпольных реакционных сил, ее поддерживают значительные силы кулацких зажиточных элементов польской деревни, часть городской интеллигенции, мелкой буржуазии, чиновников государственного аппарата». В Москве полагали, что «на предстоящих выборах польская демократия и ее ведущие силы держат серьезный экзамен»¹⁸.

Согласно материалам прессы СЛ, в октябре—ноябре 1946 г. наблюдался рост численности СЛ за счет ПСЛ и восстановление партийной структуры от первичных кружков до воеводских организаций. Вступление в СЛ бывших членов партии Миколайчика сопровождалось во второй половине 1946 г. укреплением в среде левых людовцев традиционных аграристских постулатов людовского движения. Тем не менее коммунисты активно поддерживали процесс возрождения СЛ. Одной из главных задач для ППР и руководства СЛ было оторвать крестьян-людовцев от ПСЛ и удержать их на позиции ближайшего политического партнера рабочих партий в деревне¹⁹.

ППР связывала успех на выборах не столько с изоляцией и подавлением идейно-политического противника, сколько с надежностью основного политического союзника — польских социалистов. Те, однако, нередко лавировали, предпочитая позицию посредника, рассчитывая быть третьей силой, которая выиграет в итоге от противостояния ППР и ПСЛ. Москву такая роль не могла устроить и, судя по документам советского руководства, над политическими действиями ППС был установлен совместный с ППР строгий контроль.

Как сообщал советскому послу Циранкевич, на заседании Межпартийной согласительной комиссии 31 октября Гомулка «возомнил себя диктатором», заявил, «что руководство ППР не имеет доверия к ППС, и поэтому не может предоставить ППС постов в ключевых министерствах», что подобные требования могут быть рассмотрены только после разгрома ПСЛ. Из этого председатель ЦИК ППС делал вывод: «отношения между ППР и ППС не по вине последней весьма осложнились... Положение сейчас очень тяжелое». Он убеждал советского дипломата в опасности действий ППР: «Если лидеры ППР имеют политический разум, они должны понимать, что мы должны пользоваться не только их доверием, но и доверием своих партийных масс, а этого нельзя добиться, если ППР будет вмешиваться во все наши внутренние дела. Органы госбезопасности на местах занимаются вербовкой пепеэсовцев с целью создать свою агентуру внутри социалистической партии...» «Если бы мне сказали, — продолжал лидер ППС, — что в Польше уже сейчас должна быть одна партия, тогда поведение Веслава было бы понятным. Но ведь дело обстоит иначе, а если говорить о будущем объединении ППР и ППС, то руководство ППР выбрало наихудшую дорогу на этом пути. Веслав не протягивает нам руку, а тянет нас за шиворот». В итоге Циранкевич сообщил, что на заседании Политической комиссии ППС 31 октября принято решение «просить товарища Сталина вмешаться в наши отношения с ППР. Мы целиком принимаем его арбитраж и последуем его совету»²⁰. Просьба была доложена в Москву, и 9 ноября 1946 г. Деканозов направил в Варшаву ответ: Сталин примет Берута 19 ноября, остальных членов делегации, т. е. руководителей ППС и ППР, — 20 ноября 1946 г.^6*

Переговоры между ППР и ППС о распределении постов продолжились 10 ноября. Беседовали Берман и Циранкевич. Берман предложил до встречи со Сталиным «договориться и выехать уже с согласованной точкой зрения», а также выработать два документа: первый о сотрудничестве на выборах и второй — секретный — о распределении мест в будущем правительстве. 12 ноября на совещании представителей четырех партий блока было оглашено согласованное распределение мандатов в будущем сейме. ППР и ППС получали по 32%, СЛ — 25% и СД — 10%. Представители СЛ и СД потребовали и перед выборами добились увеличения своих мандатов за счет рабочих партий: СЛ — 27% и СД — 11%. Последовало решение назначить выборы на 19 января 1947 г.²¹

Встреча коммунистов и социалистов со Сталиным состоялась 20 ноября 1946 г. в Сочи. Советский руководитель принимал генерального секретаря ЦК ППР В. Гомулку, члена Политбюро ЦК ППР Я. Бермана, генерального секретаря ЦИК ППС Ю. Циранкевича и председателя Главного Совета ППС С. Швальбе. Столь высокий партийный статус польских политиков свидетельствовал о принципиальной важности беседы. Сталину предстояло убедить социалистов в необходимости последовательного, без колебаний единства действий с коммунистами. Мнение Сталина о роли Миколайчика как громоотвода, предохраняющего блок четырех партий от натиска «реакции», не изменилось, но он требовал от Гомулки и Циранкевича объединить усилия в борьбе против ПСЛ на предстоявших выборах в сейм. Это требование было выполнено, и 28 ноября ППР и ППС подписали Соглашение о единстве действий. Социалисты остались довольны результатами визита к Сталину. 9 декабря 1946 г. В.Г. Яковлев записал в дневнике мнение Циранкевича: «...мы исполнены глубочайшей благодарности товарищу Сталину, который так тепло и сердечно нас принял. Визит к нему дал очень хороший результат. многие наши разногласия по сравнению с ответственностью, которую наши партии несут перед историей, являются часто малозначительными». Как обоснованно замечает исследователь Т.В. Волокитина, руководство ППС не торопилось выносить урок из опыта ПСЛ, «иллюзии о возможном равноправии с компартией сохранялись»²².

Это показало дальнейшее развитие событий, а пока рабочие партии, полумиллионная ППР и насчитывавшая 300 тыс. членов ППС, приложили максимальные пропагандистско-политические усилия для победы на выборах. На западных землях они заручились поддержкой ПСЛ-НВ и СП, которые на остальной территории страны выступали самостоятельно. Накануне выборов политическая ситуация оставалась сложной. Но заметно улучшилось положение в экономике, замедлялись темпы инфляции, упал уровень безработицы, увеличивались зарплаты, оживал свободный рынок, что открывало доступ к разнообразным товарам, улучшилось снабжение по карточкам. В связи с освоением новых земель снизилась острота жилищного кризиса и безработица на «старых» территориях. Кроме того в предвыборный период был принят ряд решений, способствовавших укреплению ощущения стабильности у многих поляков, в особенности тех, кто переезжал из деревни в город, получал землю по аграрной реформе и поселялся на западных и северных территориях. За переселенцами по закону от 6 сентября 1946 г. было закреплено юридически право частной собственности на землю. Изменялось в лучшую сторону положение коренного польского населения бывших провинций Германии. Еще весной 1946 г. автохтоны получили права на польское гражданство при условии подтверждения их польской национальности. Такая процедура требовала времени, но осенью 1946 г. исполнение этого закона заметно ускорилось, что было ценно для миллионов людей. Вывезенные в 1945 г. вглубь СССР силезские шахтеры, часть которых считала себя немцами, а часть поляками-автохтонами, начали возвращаться домой.

Позитивный резонанс в обществе получило сокращение в 1946 г. почти в три раза численности Северной группы советских войск, которая передавала занимаемые территории и постройки польскому государству. Всеми слоями польского общества с удовлетворением воспринималось снижение советского военного присутствия в стране. В октябре 1946 г. было расформировано Управление войск МВД СССР по охране тыла СГВ, около 3 тыс. военнослужащих выведены на советскую территорию. Правда, по просьбе Б. Берута 64-я дивизия внутренних войск МВД СССР была оставлена в Польше до 1 марта 1947 г.²³ Ряды Войска Польского в 1946 г. покидали тысячи служивших по штату советских офицеров, место которых занимали польские офицеры, прибывавшие из Европы и из рядов АК, а также выпускники офицерских школ и советских военных училищ.

Обозначившиеся позитивные, прежде всего экономические перемены, улучшение социального положения людей находили отражение в массовом сознании и поведении тех, кто избирал мирную жизнь и восстановление страны. Производным этих процессов не могла не быть стабилизация политической ситуации и власти в стране. Намерения и действия политического и вооруженного подполья, по утверждению К. Керстен, «в значительной мере расходились с настроениями общества. Концепция органического труда в рамках структур власти, за что выступала значительная часть поляков, не совпадала с идеей поддержания и развития независимой национальной жизни или деятельности, направленной против коммунистов»²⁴.

Большое воздействие на настроения поляков оказывала католическая церковь. По оценке советского посольства, позиция епископата характеризовалась «осторожной, но упорной, систематической и повсеместной деятельностью, направленной на сохранение и укрепление своего влияния в стране». Эта осторожность в полной мере проявилась в канун выборов в сейм. Церковь, несомненно, была на стороне оппозиции. Незадолго до выборов она призвала поляков принять активное участие в голосовании. Заявив, что церковь не вмешивается в политические дискуссии, епископат указал: выбирать надо тех, кто придерживается католического учения и морали, и не голосовать за тех, кто выдвигает «программы или способы управления, противоречащие здравому смыслу и благополучию государства и народа, христианской морали и мировоззрению»²⁵.

Но главное — епископат не призвал верующих к бойкоту выборов, что исключало срыв голосования. Объективно это было на руку власти, которая на рубеже 19461947 гг. демонстрировала стремление к налаживанию отношений со Святым престолом. Правда, заявление Б. Берута в ноябре 1946 г. о готовности к установлению контактов с польским епископатом не получило позитивного резонанса, но появление в среде активных светских католиков сторонников сосуществования с властью было, несомненно, выгодно ППР.

Руководство и партийные организации ППР провели перед выборами большую работу по формированию состава избирательных комиссий: в участковых комиссиях более 63% и в окружных 39% членов были коммунистами. 52,3% всех участковых комиссий состояли только из членов ППР. Кандидаты от ПСЛ по политическим мотивам (в основном «за связь с подпольем») не были зарегистрированы избирательными комиссиями в 10 из 52 округов. Польская госбезопасность организовала массовую вербовку среди местной администрации. Из 8698 завербованных лиц 347 были ксендзами и иными лицами духовного звания. Почти половина членов участковых избирательных комиссий (21 777 человек, или 47,2%) и окружных комиссий были агентами безопасности. Среди избранных депутатами сейма агентами спецслужб были 49 представителей некоммунистических партий. Несмотря на столь мощную и многоплановую подготовку к выборам, коммунисты не были уверены в их благоприятном исходе, и Берут еще в декабре 1946 г. через советника Давыдова обратился к Сталину за помощью. 10 января группа специалистов МГБ выехала в Варшаву. Но, как позднее докладывал в Москву ее руководитель, содействие не потребовалось, так как польские коллеги сами освоили применение неких «дополнительных мер»²⁶.

Выборы 19 января 1947 г., согласно официальным данным, состоялись при высокой активности избирателей. К урнам пришли 89,9% граждан, имевших право голосовать. За Демократический блок четырех партий отдали голоса 80,1%, за ПСЛ — 10,3%, за СП — 4,7%, за католиков — 1,4%, за ПСЛ-НВ — 3,5%. Места в сейме распределились следующим образом: коммунисты — 114 мандатов, социалисты — 116, СЛ — 109, ПСЛ — 27+1 (З. Жулавский прошел в сейм как независимый кандидат), ПСЛ-НВ — 7, СД — 41, СП — 15, светские католики — 5, беспартийные — 10 депутатских мест. Объявленные итоги голосования означали победу Демократического блока. Он мог сформировать коалиционное правительство с решающим участием членов рабочих партий.

Проведя выборы, ППР и ППС выполнили предписание, данное Польше главами великих держав в Потсдаме. Но для коммунистов значительно важнее было подтвердить этой демократической процедурой легитимность власти в Польше, продемонстрировать полякам ее стабильность и вытеснить оппозиционную ПСЛ на периферию партийной системы и структур управления государством. Однако и в стране, и за рубежом понимали, что объявленные результаты выборов недостоверны^7*.

20 января 1947 г. В.Г. Лебедев направил в Москву сведения по выборам в гг. Кракове и Тарнове и в ряде участков Варшавы, где ход голосования контролировали представители ПСЛ, а также в западных регионах страны. Материалы свидетельствовали, что ПСЛ могла бы создать в сейме наиболее крупную партийную фракцию. Но даже они не говорили об абсолютной победе ПСЛ, что подтверждает и отчет группы МГБ, представленный Сталину: Демократический блок реально получил около 50% голосов, а в сельских районах, где проживало большинство населения страны, около 70%²⁷.

Согласно данным руководства ПСЛ, партия получила 69% голосов, что давало право создать депутатскую фракцию, определяющую законодательный процесс в сейме^8*. В случае договоренности людовцев с социалистами (коммунисты имели основания это предполагать, учитывая непрерывные колебания ППС), в стране мог возникнуть острый политический конфликт. Хотя документально подтвердить свою победу ПСЛ не могло, итоги голосования немедленно были опротестованы общим заявлением руководства партии о фальсификации и заявлениями во всех 52 избирательных округах. Протесты не были приняты во внимание властью. Не возымели действия и обращения Миколайчика к правительствам США и Великобритании, которые не решились на отказ признать польское правительство, созданное по результатам выборов. Такой отказ означал бы заявку на пересмотр из-за Польши геополитических итогов войны. Но ни западные державы, ни тем более СССР, не были готовы на конфликт и разрушение установленного ими баланса интересов в Европе.

Главное поражение С. Миколайчика состояло не в безрезультатности протестов, а в том, что сторонники ПСЛ, составлявшие значительную часть общества, осознавая факт фальсификации голосования, не проявили, как и после референдума, готовности к массовым действиям в поддержку оппозиции. Продемонстрированное неприятие власти во главе с коммунистами не переросло в кампанию гражданского неповиновения. Это следует связывать прежде всего с психологическим надломом многочисленных сторонников Миколайчика, с насилием, направленным на устрашение колеблющихся членов ПСЛ, на подавление вооруженного подполья и разрушение остатков «подпольного государства». Но надо иметь в виду и другие процессы. Под воздействием социально-экономических преобразований, успехов в государственном строительстве и освоении поляками новых земель изменялся социальный облик самого общества. Все более широкие массы людей начинали обретать свое место и уверенность в новой действительности, наблюдая постепенное улучшение экономической ситуации и рассасывание безработицы. В стране возникала специфическая атмосфера, когда, внутренне не доверяя власти, сотни тысяч рабочих, крестьян, представителей интеллигенции, служащих одобряли перемены в общественном строе, которыми руководили коммунисты, и принимали в них участие. Не желая ни новой мировой, ни, тем более, гражданской войны, чем было чревато вооруженное сопротивление «лесных» отрядов, они опасались социально-политической нестабильности. Без активной и устойчивой поддержки миллионов этих людей предлагавшаяся партией Миколайчика либерально-демократическая альтернатива авторитарной власти ППР была обречена.

Примечания

*. Циранкевич выражался в высшей степени аккуратно. На самом деле он имел ввиду широкие репрессии, пришедшиеся на 1945—1946 гг., и уголовное преследование солдат и офицеров АК. Общее число арестованных тогда по политическим мотивам, как полагают польские историки, составило не менее 100 тыс. человек. С осени 1944 г. все политические «дела» рассматривались военно-полевыми судами. За 1944—1949 гг. было осуждено 55 тыс. человек, исполнено около 2 тыс. смертных приговоров. За 1944—1945 гг. не менее 40 тыс. солдат АК было интернировано в десятках лагерей (Werblan A. Stalinizm w Polsce. Warszawa, 2009. S. 66—67). Вывоз интернированных на территорию СССР был прекращен в середине 1945 г.

**. Возможно, такая рекомендация была согласована во время визита 24 и 25 июля в Москву Гомулки, Берута и Минца, которые были дважды приняты Сталиным.

***. Согласно докладной записке советника НКВД СССР при МОБ Польши Н.Н. Селивановского Л.П. Берии от 20 октября 1945 г., в МОБ работало 18,7% польских граждан — этнических евреев, которые занимали 50% руководящих должностей, в департаментах — от 23 до 82 и кое-где до 100%. 24 сентября 1946 г. посольство СССР в Варшаве направило справку о состоянии еврейского вопроса в Польше и о массовом выезде польских евреев, в основном в Палестину, одной из причин чего назывались еврейские погромы (Восточная Европа в документах российских архивов. 1944—1953. Т. 1. М.; Новосибирск, 1997. С. 269; Советский фактор в Восточной Европе. 1944—1953. Документы. Т. 1. 19441948. М., 1999. С. 340—345). Польские историки приводят существенно отличающиеся цифры. А. Пачковский полагает, что в 1944—1945 г. в центральном аппарате ведомства работали около 30% функционеров еврейского происхождения (Paczkowski A. Żydzi w UB: próba weryfikacji stereotypu // Komunizm. Ideologia, System, Ludzie. Warszawa, 2001. S. 196—197).

****. В отчете советского посольства за 1947 г. утверждалось: «Референдум дал отрицательные результаты. И в этом его положительное значение. ...Итоги референдума убаюкали Миколайчика и его партию» (цит. по: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Народная демократия: миф или реальность? Общественно-политические процессы в Восточной Европе. 1944—1948 гг. М., 1993. С. 165).

5*. Так, 26 сентября 1946 г. последовало решение правительства о лишении польского гражданства нескольких десятков офицеров АК и Польских вооруженных сил на Западе. Среди них были известные боевые генералы и участники восстания в Варшаве: В. Андерс, А. Хрущель, С. Мачек, С. Копаньский и др.

6*. Записей бесед 19 и 20 ноября в российских архивах не обнаружено. Сталин находился в это время на юге, где его встречи не протоколировались. Российскими документами, подтверждающими отдельную встречу Сталина с Берутом и раскрывающими содержание беседы 19 ноября, мы не располагаем.

7*. Фальсификация как итогов референдума, так и парламентских выборов в Польше обуславливалась стремлением СССР не допустить политической дестабилизации в советской сфере влияния. Однако использование этого авторитарного приема управления политическим процессом вовсе не означало смены общественного строя, т. е. советизации, что применительно к Польше доказывают некоторые отечественные историки (Гибианский Л. Советские цели а Восточной Европе в конце Второй мировой войны и в первые послевоенные годы: споры в историографии и проблемы изучения источников // Russian History / Histoire Russe. The soviet Global impact. 1945—1991. Idyllwild, California. Vol. 29. N 2—4. 2002. P. 197—216).

8*. В 90-е годы польские историки неоднократно констатировали факт искажения итогов выборов, проводились поиски и расчеты результатов, которые подтверждали победу ПСЛ. Но достоверных данных 1947 г. не опубликовано.

1. Восточная Европа в документах... Т. 1. С. 480—482.

2. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 224.

3. Paczkowski A. Stanisław Mikołajczyk... S. 195.

4. См. подробнее: Волокитина Т.В. «Холодная война» и социал-демократия в Восточной Европе. 1944—1948 гг. М., 1998. С. 83—101.

5. Teczka specjalna J.W. Stalina... S. 526—530.

6. Восточная Европа в документах... Т. 1. С. 487—492.

7. Советский фактор... Т. 1. С. 330—332; Teczka specjalna J.W. Stalina... S. 532—538.

8. Восточная Европа в документах... Т. 1. С. 497—500.

9. Там же. С. 501—504; 511—513.

10. Советский фактор... Т. 1. С. 330—332; Paczkowski A. Stanisław Mikołajczyk... S. 197.

11. ГА РФ. Ф. 4459. Оп. 27/2. Д. 5543. Л. 204—202; Оп. 27/1. Д. 5537. Л. 10—9; Д. 5548. Л. 134—133.

12. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 28. П. 201. Д. 8. Л. 210—211; Посетители кремлевского кабинета И.В. Сталина. Журнал (тетради) записи лиц, принятых первым генсеком. 1924—1953 // Исторический архив. 1996. № 4. С. 129. Записью беседы мы не располагаем.

13. Документы и материалы по истории советско-польских отношений (ДМИСПО). Т. IX. М., 1974. С. 151; Chłopski Sztandar. 1946. N 39; AZHRL. II-PSL/42.

14. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 235.

15. ГА РФ. Ф. 4459. Оп. 27/1. Д. 5537. Л. 199; Д. 5543. Л. 293; Д. 6810, Л. 43—44; AZHRL. II-PSL/48a, 48b, 7, 47; AAN. Zespół KC PPR. Sygn. 295/IX-267. S. 75; AZHRL. II-PSL/40. S. 132; Dominiczak H. W walce o Polskę Ludową. Warszawa, 1980. S. 158—178; Петров Н.В. По сценарию Сталина... С. 183.

16. Петров Н.В. По сценарию Сталина... С. 184.

17. Wici. 1947. N 2.

18. СССР — Польша. Механизмы подчинения... С. 193—198.

19. Носкова А.Ф. Крестьянское политическое движение... С. 204.

20. Восточная Европа в документах... Т. 1. С. 536—538; Советский фактор... Т. 1. С. 357—359; 360—363.

21. Советский фактор... Т. 1. С. 372—373; Восточная Европа в документах... Т. 1. С. 552.

22. Советский фактор... Т. 1. С. 384; Волокитина Т.В. «Холодная война» и социал-демократия... С. 86; Петров Н.В. По сценарию Сталина... С. 180.

23. НКВД и польское подполье... С. 287—288, 291—292.

24. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 241.

25. ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 50, Л. 21; Listy pasterskie Episkopatu Polski. 1945—1974. Paryż, 1975. S. 42—43.

26. Петров Н.В. По сценарию Сталина... С. 181—186.

27. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 30а. П. 247. Д. 3. Л. 10, 34; Носкова А.Ф. К истории выборов 1947 г. в Учредительный Сейм Польши // Славянский альманах. 2009. М., 2010. С. 419—426; Петров Н.В. По сценарию Сталина... С. 182.