Переговоры о заключении договора трех держав о взаимопомощи

Международная обстановка продолжала быстро ухудшаться. Фашистская Германия начала мобилизационные мероприятия с целью подготовки к нападению на Польшу. Шли переговоры между Германией и Италией, завершившиеся 22 мая 1939 г. подписанием военного союза («стальной пакт»)¹.

На следующий день Гитлер созвал совещание руководящего состава вермахта, где поставил задачу завершения подготовки к войне. Оп заявил, что «достичь новых успехов без кровопролития уже нельзя». Из высказываний германского канцлера было видно, что он готовился к войне с Францией и Англией, но для обеспечения тыла считал необходимым сначала разгромить их союзницу Польшу².

Коммунистическая партия и Советское правительство отчетливо видели стремительно нараставшую опасность войны. Советская дипломатия прилагала настойчивые усилия, чтобы убедить правительства Великобритании и Франции в том, что единственная возможность предотвратить развязывание Германией войны — это самое тесное сотрудничество трех держав, заключение между ними договора о взаимной помощи и военного соглашения.

Во Франции все громче раздавались голоса за заключение союза трех держав — Франции, Англии и СССР. Известный французский буржуазный журналист А. Кериллис резко критиковал главу правительства Э. Даладье и его сторонников как открытых врагов союза с СССР, считавших верхом дипломатического искусства подталкивание Германии к захвату Украины. Он говорил, что отказ от заключения англо-франко-русского союза — это крушение антигерманской плотины на Востоке Европы, к тому же влекущее за собой соглашение между Германией и СССР. А. Кериллис констатировал, что союз с СССР является «абсолютной необходимостью момента». Более того, надо поставить русского союзника в наилучшие дипломатические и стратегические условия, чтобы не дать Германии возможности утвердиться в Риге, Таллине, Хельсинки и на Аландских островах³.

В условиях быстрого роста опасности нападения фашистской Германии французскому правительству становилось все труднее проводить явно обанкротившуюся мюнхенскую политику, отклонять советские предложения.

В развитии событий в Европе по-прежнему многое зависело от позиции Великобритании. Обстоятельный разговор о все обострявшемся положении состоялся 21 мая в Женеве между советским полпредом в Великобритании И.М. Майским и британским министром иностранных дел лордом Галифаксом, прибывшими туда на очередную сессию Совета Лиги наций. Советский полпред подчеркнул, что целью СССР является «предупреждение агрессии и войны и что это возможно лишь при концентрации на стороне мира столь могущественных сил, которые исключали бы всякую надежду для агрессора на возможность победы». Были подробно разъяснены также причины неприемлемости для СССР английских предложений.

Касаясь высказываний Галифакса в ходе этой беседы, полпред сообщал в Москву, что было совершенно очевидно, что британское правительство «избегает тройственного пакта, просто не желая сжигать мостов к Гитлеру и Муссолини»⁴.

Между тем 19 мая в палате общин развернулись бурные прения по вопросу о внешнеполитическом курсе страны. Политика правительства Н. Чемберлена подверглась резкой критике со стороны Д. Ллойд Джорджа, У. Черчилля, К. Эттли, А. Синклера и других депутатов, выступавших за скорейшее заключение англо-франко-советского соглашения. Высказываясь за принятие Великобританией советских предложений, У. Черчилль подчеркивал, что без Советского Союза невозможен действенный восточный фронт, а без него нельзя защитить интересы Англии на Западе. Если правительство Чемберлена, предостерегал он, «отклонит и отбросит необходимую нам помощь России», то оно вовлечет Великобританию «наихудшим путем в наихудшую из всех войн»⁵. Правительство Чемберлена уже не могло открыто игнорировать такие резко критические выступления, не опасаясь полного подрыва своих позиций в стране.

Британские и французские правящие круги были немало встревожены также появившимися 21 мая в печати сведениями из германских источников, что в Москву направляется немецкая торговая делегация (германское правительство действительно поставило 20 мая вопрос о поездке в Москву торговой делегации, но Советское правительство, как будет показано ниже, не приняло этого предложения).

Правительства Н. Чемберлена и Э. Даладье против своей воли были вынуждены дать наконец согласие начать переговоры по вопросу об англо-франко-советском сотрудничестве. Но это было согласие лишь на словах. Биограф Н. Чемберлена М. Маклеод откровенно признает, что «Чемберлен не желал начинать переговоры с Советами» и что он сделал это только под сильным давлением общественного мнения и Франции⁶.

22 мая в Форин оффис был составлен меморандум, авторы которого подробно рассматривали минусы и плюсы, с их точки зрения, заключения англо-франко-советского договора. Касаясь отрицательных последствий заключения договора, авторы меморандума выражали беспокойство, что в Германии могут подумать, что Англия «отказалась от всякой надежды добиться урегулирования с Германией». Другим отрицательным моментом договора было сочтено то, что Англия вопреки своему желанию может оказаться вынужденной поддержать в случае войны Советский Союз против Германии. Тем не менее Форин оффис счел желательным заключение «какого-то соглашения с СССР», чтобы в случае войны на Западе а) Германии пришлось бы воевать на два фронта и б) Советский Союз тоже был бы вовлечен в войну и не оставался вне ее, в то время как Англия и Германия будут лежать в руинах⁷.

На заседании британского правительства 24 мая Галифакс признал, что срыв переговоров Англии и Франции с СССР может побудить Гитлера начать войну, и поэтому высказался за принятие советского предложения о заключении англо-франко-советского соглашения. Однако тут же было решено сделать целый ряд оговорок, которые фактически сводили значение договора на нет. Чемберлен, подчеркнув, что он с предубеждением относится ко всему, что имело бы характер союза с СССР, предложил связать договор со статьей 16 Устава Лиги наций. Эта статья, сказал он, возможно, впоследствии будет изменена, так что ссылкой на нее договору будет придан временный характер⁸.

Один из деятелей консервативной партии — Г. Ченнон записал в этот день в своем дневнике, что правительство проявило хитрость, связав договор с Лигой наций, в результате чего новое обязательство в действительности было «совершенно пустым». Предусматриваемое соглашение «такое легковесное, такое нереальное и такое неприменимое, что оно может только побудить нацистов посмеяться над нами»⁹.

26 мая В.М. Молотов телеграфировал Я.З. Сурицу, что, как стало известно, англичане и французы хотят связать принятие советского требования о взаимопомощи трех держав с Уставом Лиги наций и с процедурой Лиги наций. «Мы это понимаем так, — говорилось в телеграмме, — что они хотят превратить в бумажку первый пункт нашего предложения», т. е. пункт относительно обязательств трех держав о взаимной помощи. «Это значит, что в случае агрессии взаимная помощь будет оказана не немедленно, как мы это предлагаем, а лишь после обсуждения в Лиге наций, причем никому не могут быть известны результаты такого обсуждения»¹⁰.

На следующий день, 27 мая, британский посол У. Сидс и французский поверенный в делах Ж. Пайяр передали Председателю СНК и наркому иностранных дел СССР В.М. Молотову подготовленный английским и французским правительствами проект соглашения трех держав, в котором говорилось и о взаимной помощи трех держав в случае агрессии против них и об их гарантиях некоторым другим странам¹¹. Но соответствующие положения были сформулированы таким образом, что на самом деле Англия и Франция твердых обязательств об оказании помощи Советскому Союзу на себя все же не брали.

В связи с этим В.М. Молотов, ознакомившись с англо-французским проектом, сразу же заявил, что он вынес о нем «отрицательное заключение». Англо-французский проект не только не содержит плана организации эффективной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе, сказал он, но даже не свидетельствует о серьезной заинтересованности английского и французского правительств в заключении пакта с СССР. Англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем. При этом он подчеркнул, что Советское правительство «заинтересовано не в разговорах о пакте, а в организации действенной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе...».

Переходя к конкретным пунктам этого проекта, нарком констатировал, что механизм оказания тремя государствами взаимной помощи подчинен в нем сложной и длительной процедуре Лиги наций, которая плохо совместима с требованием эффективности этой взаимопомощи. Кроме того, в англо-французском проекте предусмотрено, что в случае агрессии три державы «не действуют, а только прибегают к взаимной консультации». В.М. Молотов заявил, что «позиция Советского правительства прямо противоположна. СССР хочет соглашения об эффективной обороне против агрессора. Одни разговоры об этом его не интересуют и не удовлетворяют»¹².

Англо-французские предложения имели и другие недостатки. Совершенно неудовлетворительным был пункт о помощи трех держав странам Восточной Европы, в том числе Прибалтийским государствам. И наконец, были оставлены без внимания советские предложения о заключении военного соглашения трех держав и об отказе от заключения сепаратного мира.

Выступая 31 мая на заседании Верховного Совета, В.М. Молотов отметил, что в связи с серьезным ухудшением международной обстановки наблюдаются признаки того, что в Англии и Франции все больше людей сознают провал политики невмешательства и необходимость более серьезных поисков мер и путей для создания единого Фронта против агрессии. «Понятно, — сказал В.М. Молотов, — что это стремление заслуживает внимания». В политике западных держав, отметил он, также наметились некоторые изменения в сторону противодействия агрессии.

Однако «насколько серьезны эти изменения, мы еще посмотрим. Пока нельзя даже сказать, имеется ли у этих стран серьезное желание отказаться от политики невмешательства, от политики непротивления дальнейшему развертыванию агрессии». Не получится ли так, что имеющееся стремление этих стран к ограничению агрессии в одних районах не будет служить препятствием к развязыванию агрессии в других районах? «Поэтому, — сказал В.М. Молотов, — мы должны быть бдительными».

В докладе указывалось, что цели, за которые борется Советское правительство, заключаются в том, чтобы «остановить дальнейшее развитие агрессии и для этого создать надежный и эффективный оборонительный фронт».

Снова было подчеркнуто, что для создания такого фронта необходимо: заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии; гарантирование со стороны Англии, Франции и СССР государств Центральной и Восточной Европы от нападения агрессоров; заключение конкретного соглашения между Англией, Францией и СССР о формах и размерах немедленной и эффективной помощи, оказываемой друг другу и гарантируемым государством в случае нападения агрессоров. В докладе подчеркивалось, что такая позиция отвечает интересам безопасности всех миролюбивых государств¹³.

2 июня Советское правительство передало правительствам Англии и Франции свой проект договора о взаимной помощи. В нем предусматривалась немедленная и всесторонняя взаимопомощь трех держав в случае нападения на одну из них, а также оказание помощи Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польше и Прибалтийским странам. Договор о взаимопомощи должен был вступить в силу одновременно с военной конвенцией¹⁴. Проект договора отвечал интересам народов всех стран Европы, которым угрожала германская агрессия.

Глава французского правительства Э. Даладье не мог не признать логичность советского проекта договора (беседа с советским полпредом 3 июня). Вместе с тем он предложил, чтобы гарантии трех держав другим государствам распространялись на случаи как прямой, так и косвенной агрессии¹⁵ (как это раньше было предусмотрено в англо-французских гарантиях Польше и Румынии). Французское правительство, по-видимому, понимало, что захват Германией, например, Бельгии представлял для Франции огромную опасность независимо от того, произойдет ли это путем прямого вооруженного нападения или же путем косвенной агрессии, т. е. другими средствами. А факты свидетельствовали о том, что в отношении некоторых стран, в том числе Прибалтийских, Германия встала на путь именно косвенной агрессии.

В Англии советский проект рассматривался 5 и 9 июня на заседаниях внешнеполитического комитета правительства. Смысл дебатов сводился к тому, что Англии следует уклоняться от конкретных обязательств, в том числе от оказания помощи Прибалтийским государствам и от включения в договор пункта, запрещающего подписание сепаратного мира или перемирия¹⁶.

В это время основной спорной проблемой в переговорах был вопрос о помощи трех держав другим, более слабым странам, в том числе Прибалтийским. Британское правительство, не намереваясь препятствовать германской агрессии в Прибалтике, не хотело распространения своих гарантий на Прибалтийские государства. В Париже считали возможным принять советские предложения о гарантиях Прибалтийским странам¹⁷.

Для безопасности Советского Союза предотвращение захвата Германией Прибалтики имело важнейшее значение. 10 июня советскому полпреду в Лондоне были даны указания заявить Галифаксу, что без удовлетворительного решения вопроса о гарантиях трех держав Прибалтийским государствам довести переговоры до конца невозможно¹⁸.

Как сообщал в Москву И.М. Майский, Галифакс в беседе с ним по этому вопросу вынужден был признать «правомерность нашего желания иметь гарантии трех держав против прямой или косвенной агрессии в отношении Латвии, Эстонии и Финляндии»¹⁹. Это не означало, однако, что британское правительство было готово пойти в этом вопросе навстречу Советскому Союзу. Напротив, оно исходило из того, что германская агрессия в Прибалтике и отпор ей со стороны СССР — это один из вполне устраивавших его вариантов развязывания вооруженного конфликта между Советским Союзом и Германией. У. Сидс отмечал в телеграмме лорду Галифаксу, что английские предложения не предусматривают безусловной гарантии Прибалтийским странам и что в соответствующем пункте этих предложений имеется «лазейка», которая дает Великобритании и Франции возможность уклониться от выполнения обязательств по оказанию помощи Советскому Союзу²⁰. Раскрывая суть этой «лазейки», заместитель начальника политического и торгового отдела МИД Франции Ш. Роше говорил, что если Латвия и Эстония, подвергшись нападению со стороны Германии, сами не будут защищаться или же не обратятся к СССР с просьбой о помощи, то обязательства договора в силу не вступят²¹.

«Правда» опубликовала 13 июня в этой связи подробную статью «Вопрос о защите трех Балтийских стран от агрессии». В статье с удовлетворением отмечалось, что многие газеты западных стран признают, что вопрос о сохранении нейтралитета трех Балтийских стран представляет жизненный интерес с точки зрения безопасности Советского Союза. В статье раскрывалась несостоятельность утверждений некоторых иностранных газет, что Балтийские страны сами могут с успехом отстоять свою независимость против агрессии. Поэтому, подчеркивала «Правда», не может быть сомнений, что народы трех Балтийских стран «кровно заинтересованы в гарантии их независимости» со стороны трех держав.

В середине июня 1939 г. вместо пересылки и передачи друг другу предложений и ответов на них, как это делалось ранее, начались непосредственные переговоры представителей трех держав в Москве.

Советское правительство сообщило англичанам, что приветствовало бы приезд в Москву министра иностранных дел Англии. Однако лорд Галифакс, сославшись на сложность международной ситуации, ответил, что ему трудно отлучиться из Лондона²².

Когда Англия пыталась договориться с гитлеровцами, в Германию трижды (в сентябре 1938 г.) вылетал глава британского правительства Н. Чемберлен. Он посетил также Италию. Поскольку с советской стороны переговоры вел Председатель Совета Народных Комиссаров и нарком иностранных дел В.М. Молотов, было бы логично, если бы в Москву прибыл Н. Чемберлен или хотя бы лорд Галифакс. Однако Н. Чемберлен заявил на заседании правительства, что поездка в Москву британского министра «была бы унизительна»²³.

Каким было отношение британского правительства к переговорам с СССР, видно из того, что в Москву был направлен всего-навсего руководитель одного из департаментов Форин оффис У. Стрэнг (до назначения на этот пост он был советником британского посольства в СССР). У. Стрэнг был известен тем, что активно поддерживал мюнхенскую политику Чемберлена, его курс на соглашение с фашистской Германией. Осенью 1938 г. Стрэнг сопровождал Чемберлена во время его поездок на переговоры с нацистским канцлером. У. Черчилль признает в своих воспоминаниях, что посылка в Москву «столь второстепенного лица была фактически оскорбительной»²⁴. Д. Ллойд Джордж также заявил в одной из своих речей, что отказ Чемберлена и Галифакса поехать в Москву означает, что они «не желают союза с Россией»²⁵.

Задача У. Стрэнга заключалась, впрочем, лишь в том, чтобы передать британскому послу в Москве новые инструкции и помогать ему в проведении их в жизнь. Никакого положительного влияния на ход переговоров приезд его в Москву не оказал. Великобританию и Францию представляли в переговорах их послы в Москве У. Сидс и П. Наджиар, которые не имели полномочий принимать какие-либо решения, а каждое свое слово обязаны были согласовывать со своими правительствами.

Начавшиеся в Москве переговоры двигались вперед крайне медленно, хотя Советское правительство со своей стороны делало все возможное для их скорейшего успешного завершения. Даже Чемберлен признал (19 июня), что русские преисполнены стремления достигнуть соглашения²⁶.

Глава Советского правительства В.М. Молотов, не жалея времени ради успешного завершения переговоров, имел многочисленные продолжительные встречи с представителями Англии и Франции. Уже один этот факт красноречиво свидетельствовал о глубокой заинтересованности Советского Союза в скорейшем заключении эффективного соглашения с Англией и Францией.

Британское же правительство продолжало саботировать переговоры. Военный атташе Англии в Москве полковник Р. Файэрбрейс сказал 16 июня в беседе с латвийским посланником Ф. Кочиньшем, что «главная цель Англии — связать Советский Союз», чтобы он не мог остаться в стороне. Он выразил неверие в заключение договора и подчеркнул, что сам он «против заключения пакта между Англией, Францией и Советским Союзом»²⁷.

15 июня в Кремле состоялось первое заседание с участием В.М. Молотова, В.П. Потемкина, У. Сидса, П. Наджиара и У. Стрэнга. У. Сидс передал новые проекты двух статей договора СССР, Великобритании и Франции. Он сообщил также, что британское правительство полностью понимает, что военная оккупация Германией одного из северо-западных соседей СССР, «сопротивление которого могло бы быть быстро преодолено или который мог бы даже согласиться на оккупацию, могла бы рассматриваться Советским Союзом как угроза его безопасности». Но вместо оказания помощи в случае германской агрессии в Прибалтике британское правительство соглашалось лишь на консультации представителей трех держав относительно того, оказывать жертве агрессии помощь или нет²⁸. Учитывая позицию Англии и Франции, можно было не сомневаться, что во время этих консультаций они займут отрицательную позицию.

Британское правительство по-прежнему не соглашалось на одновременное подписание политического и военного соглашений и на включение в них условия о том, что их участники не должны заключать с Германией сепаратного мира. В Лондоне явно хотели иметь в случае советско-германского конфликта полную свободу действий.

Выслушав информацию У. Сидса об английских предложениях, В.М. Молотов заявил, что он «разочарован»²⁹.

Когда на следующий день Председатель СНК имел новую встречу с английским и французским представителями, он указал на принципиальные недостатки этих предложений. В памятной записке, переданной англичанам и французам, отмечалось, что, согласно британским предложениям, Советский Союз должен оказать немедленную помощь Польше, Румынии, Бельгии, Греции и Турции в случае нападения на них агрессора и вовлечения в связи с этим в войну Англии и Франции, но английское и французское правительства не берут на себя обязательств по оказанию помощи в случае, если СССР будет вовлечен в войну с агрессором в связи с нападением последнего на граничащие с СССР Латвию, Эстонию и Финляндию. Советское правительстве но может согласиться с этим³⁰.

Информируя советских полпредов в Лондоне и Париже о состоявшихся переговорах, В.М. Молотов писал, что англичане и французы своими предложениями по вопросу о гарантиях другим странам «ставят СССР в унизительное, неравное положение, с чем мы ни в коем случае не можем мириться... Нам кажется, что англичане и французы... не хотят серьезного договора, отвечающего принципу взаимности и равенства обязательств»³¹.

На заседании 21 июня английский и французский представители сообщили, что к тем странам, о гарантировании которых говорилось ранее, они добавляют также Голландию и Швейцарию³². Это существенно расширяло обязательства, ложившиеся на СССР. Что же касается оказания помощи Прибалтийским государствам, то оно по-прежнему было обставлено оговорками.

Глава Советского правительства заявил на этом заседании, что обязательства, которые Англия и Франция просят СССР взять по отношению к пяти государствам, получившим их гарантии, весьма тяжелы и что по расчетам советского Генерального штаба для выполнения этих обязательств Советскому Союзу потребуется выставить 100 дивизий. Поэтому необходимо, чтобы были точно сформулированы те выгоды, которые взамен получит СССР, а в англо-французском проекте они остаются неопределенными³³.

Учитывая совершенно неудовлетворительный ход англо-франко-советских переговоров, член Политбюро ЦК ВКП(б) А.А. Жданов выступил 29 июня в «Правде» со статьей, в которой констатировалось, что английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР, что они затягивают переговоры и нагромождают в них искусственные трудности. Мне кажется, подчеркивал А.А. Жданов, что англичане и французы хотят «лишь разговоров о договоре, для того чтобы... облегчить себе путь к сделке с агрессорами». Это была резкая, но, как показывают факты, справедливая критика в адрес британского и французского правительств, вполне обоснованная характеристика их позиции.

На заседании 1 июля 1939 г. британский и французский послы наконец дали согласие распространить гарантии трех держав и на Прибалтийские страны. Предусматривалось предоставление гарантий 11 странам: Финляндии, Эстонии, Латвии, Польше, Румынии, Турции, Греции, Бельгии, Люксембургу, Нидерландам и Швейцарии³⁴. В то же время если англо-французские гарантии Польше и Румынии распространялись на случай как прямой, так и косвенной агрессии, то помощь Прибалтийским странам предполагалась только при прямом вооруженном нападении. В случае косвенной агрессии Англия и Франция по-прежнему были согласны только на консультации, т. е. оставляли за собой возможность уклониться от оказания помощи.

Между тем Германия в то время действовала в Прибалтике именно методами косвенной агрессии, и с немалыми результатами. Она усиленно проводила в Прибалтике экономическую экспансию и эффективно использовала завоеванные экономические позиции для достижения своих политических целей. Прямыми агентами гитлеровцев были многие проживавшие в Прибалтийских странах немцы, занимавшие там весьма влиятельное положение. Были установлены тесные связи между гитлеровцами и многими высокопоставленными деятелями Прибалтийских государств. Дело дошло до того, что разведки Финляндии и Эстонии помогали германской военной разведке в засылке в СССР своей агентуры³⁵. Летом 1939 г. состоялись даже тайные визиты в Эстонию и Финляндию начальника штаба германской армии генерала Ф. Гальдера и главы германской военной разведки адмирала В. Канариса.

Вполне естественно, что в таких условиях Советское правительство было заинтересовано сделать невозможной не только прямую, но и косвенную агрессию Германии в Прибалтике.

Британские представители начали теперь бесконечную дискуссию вокруг определения косвенной агрессии. Признавая обоснованность советских требований, чтобы определение косвенной агрессии охватывало такие случаи, как капитуляция в марте 1939 г. тогдашних чехословацких руководителей под угрозой вторжения германских войск в Чехословакию и уничтожения Праги фашистскими военно-воздушными силами, британское правительство, однако, безосновательно отвергало все предлагавшиеся Советским правительством конкретные формулировки.

3 июля В.М. Молотов сообщил британскому и французскому послам, что Советское правительство согласно распространить гарантии трех держав также на Швейцарию и Голландию, «но при условии, что Польша и Турция заключат пакты о взаимопомощи с СССР, аналогичные пактам о взаимопомощи Англии и Франции с Польшей и Турцией». Без обязательств Польши и Турции об оказании помощи Союзу ССР Советское правительство не может брать на себя дополнительных обязательств³⁶.

На заседаниях представителей трех держав 8 и 9 июля К.М. Молотов обстоятельно изложил позицию Советского правительства по вопросу об одновременном подписании и введении в силу политического и военного соглашений. Советская сторона предложила после согласования статей политического договора парафировать их, а затем немедленно начать переговоры между генеральными штабами. По завершении военных переговоров предлагалось одновременно подписать и ввести в силу политическое и военное соглашения, которые должны составлять единое целое³⁷. В создавшихся условиях британский и французский послы решили, что они не могут продолжать переговоры без дальнейших инструкций, о чем они информировали свои правительства³⁸.

Наглядным свидетельством отсутствия у британского правительства желания заключить с СССР эффективное соглашение против агрессии являются протоколы состоявшихся в те дни заседаний его внешнеполитического комитета.

Если Советское правительство стремилось к скорейшему подписанию конкретного и эффективного соглашения, то лорд Галифакс внес на заседании внешнеполитического комитета 4 июля 1939 г. предложения совершенно иного характера. Он представил на рассмотрение две альтернативы, которые исходили из совершенно иных соображений:

1) срыв переговоров или

2) заключение ограниченного пакта.

Галифакс высказался за то, чтобы переговоры не срывать, но не считал нужным заключать с СССР действительно эффективный пакт. Обосновывая свою позицию, он сказал: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией»³⁹.

Западногерманский исследователь Г. Нидхарт на основе изучения британских источников также констатирует, что к началу июля 1939 г. цель переговоров с британской стороны «все больше сводилась лишь к тому, чтобы воспрепятствовать заключению германо-советского соглашения»⁴⁰.

Изложенные Галифаксом альтернативы раскрывают всю глубину пропасти, которая лежала между позициями СССР и Великобритании. В отличие от Советского правительства, которое выступало за подписание всеобъемлющего и эффективного соглашения, британский министр иностранных дел не считал возможным идти дальше «ограниченного пакта», а точнее, как уже говорилось, «пустой бумажки».

Что же касается заявления Галифакса о том, что именно составляло в то время «главную цель» британского правительства в переговорах с СССР, то оно нуждается в некотором пояснении. Приходится вспомнить о событиях 20-х годов. Британская и французская дипломатия делала в те годы все возможное для создания единого блока капиталистических стран в целях борьбы, в том числе и вооруженной, против первого в мире социалистического государства. Все эти усилия оказывались бесплодными в значительной степени в результате того, что Советскому правительству удалось заключить в 1922 г. с Германией договор (в Рапалло), который сделал невозможным создание этого блока и на основе которого вплоть до 1932 г. между СССР и Германией осуществлялось широкое и взаимовыгодное экономическое, а по некоторым вопросам и политическое сотрудничество. Британские и французские дипломаты хорошо помнили это сотрудничество, делавшее невозможным осуществление их антисоветских замыслов.

Правда, после прихода фашистов к власти в Германии расстановка сил в Европе существенно изменилась. Но не во всем. Вражда реакционных правящих кругов Англии и Франции к первому в мире социалистическому государству отнюдь не ослабла. Но если в 20-е годы они стремились привлечь Германию к возглавлявшемуся ими самими антисоветскому блоку, то теперь они отводили Германии роль главной ударной силы в борьбе лагеря империализма против Советского Союза.

Однако британских и французских государственных деятелей немало смущало одно обстоятельство. К июлю 1939 г. они располагали более чем достаточной информацией о том, что после разгрома Польши Германия намерена двинуть свои войска не против СССР, а против Франции.

В Лондоне не могли не сделать определенных выводов также из того, что, несмотря на все попытки британского правительства прийти к соглашению с Германией, гитлеровцы уклонялись от этого. В то же время англичане получали все больше сведений о том, что Берлин, стремясь затруднить заключение англо-франко-советского союза, проявляет заинтересованность в примирении с СССР. Хорошо осведомленная французская журналистка Ж. Табуи отмечала, что в Лондоне весьма обеспокоены широко распространенными слухами, что Германия делает Кремлю предложения о гарантировании ненападения на СССР и Балтийские страны, а также об экономическом сотрудничестве⁴¹. В печати появились сведения о том, что Германия готова предоставить Советскому Союзу кредит⁴².

Поэтому британское и французское правительства уже не сомневалось в том, что, саботируя заключение договора с СССР, идут на огромный риск. Они понимали, что если Советское правительство окончательно убедится, что все его попытки договорится с Англией и Францией бесполезны, то у него не останется иного разумного выхода, кроме как откликнуться на зондажи со стороны Германии и согласиться на определенную нормализацию отношений с ней, как это было сделано в 1922 г. заключением Рапалльского договора.

Н. Чемберлен был, однако, в такой степени одержим стремлением договориться с фашистской Германией, что был готов на любой риск. Вместе с тем каждый раз, когда в британском правительство формулировался очередной отрицательный ответ на советские предложения, неизменно вставал вопрос: не окажется ли этот ответ той каплей, которая переполнит чашу терпения советских руководителей, не приведет ли он к возрождению Рапалльского договора? Поэтому британское правительство, не желая заключать с СССР эффективного соглашения, все же считало необходимым продолжать «поддерживать переговоры» с Советским правительством, чтобы тем самым предотвратить возможную нормализацию советско-германских отношений.

На одном из заседаний британского кабинета Галифакс отмечал, что «отклонение предложения России может бросить ее в германские объятия». Военный министр Л. Хор-Белиша, разделяя его опасения, сказал: «Хотя это в настоящее время кажется невероятным, элементарная логика подсказывает, что не исключена договоренность между Германией и Россией». Министр колоний М. Макдональд добавил к этому, что в случае войны создалось бы серьезное положение, если бы Россия оставалась нейтральной и поставляла Германии продовольствие и сырье⁴³.

Таким образом, по-прежнему делая ставку на англо-германский сговор в расчете на войну между Германией и СССР, британское правительство в то время считало все же необходимым продолжать англо-франко-советские переговоры, прежде всего чтобы не допустить нормализации советско-германских отношений⁴⁴.

Снова вопрос о московских переговорах рассматривался на заседании внешнеполитического комитета британского правительства 10 июля, после того как английский посол в СССР У. Сидс запросил новые инструкции, ибо переговоры в Москве топтались на одном месте. Галифакс высказался за то, чтобы согласиться на одновременное подписание политического и военного соглашений и начать переговоры о военном соглашении, выторговав за это согласие Советского правительства отказаться от своего определения косвенной агрессии. Из дальнейших высказываний Галифакса, однако, видно, что это был его очередной дипломатический маневр: он хотел таким путем «откупиться» от одного советского предложения, а затем свести на нет и второе.

Так, Галифакс, ссылаясь на мнение французского правительства, заметил, что «военные переговоры затянутся на очень длительный период» и их провал может привести к провалу англо-франко-советских переговоров вообще. Кроме того, военное соглашение могло бы и не быть очень существенным по своему содержанию. Таким образом, формально соглашаясь на переговоры о военном соглашении, Галифакс тут же заявлял о своем намерении затягивать их, а также выхолостить содержание военного соглашения, если его все же придется подписать.

Чемберлен, разумеется заранее обговорив этот вопрос с Галифаксом, выступил в поддержку предложенного им хода. Не будучи в состоянии утаить своих чувств, он, правда, признал, что ему «очень не нравится» предложение начать военные переговоры. Вместе с тем он заявил, что «не придает им очень большого значения». В этой связи министр координации обороны лорд Четфилд счел необходимым отметить, что Советское правительство, напротив, придает военным переговорам первостепенное значение и что оно желает иметь подробное соглашение с конкретными обязательствами его участников. Галифакс, завершая обсуждение, однако, повторил: «Его мнение таково, что, несмотря на начало военных переговоров, большого прогресса не будет. Переговоры будут едва двигаться с места... Таким образом, мы выиграли бы время и нашли бы лучший выход из создавшегося сложного положения».

Комитет одобрил намеченный Галифаксом очередной дипломатический ход коварного Альбиона. После согласования его с французским правительством Галифакс должен был дать Сидсу соответствующие указания⁴⁵.

Высказывания британских политиков на этом заседании комитета не оставляют сомнений в том, что, соглашаясь начать с Советским Союзом военные переговоры, британское правительство по-прежнему имело в виду лишь «переговоры ради переговоров», все еще надеясь прийти к соглашению с гитлеровцами.

Что касается французского правительства, то 11 июля оно заявило англичанам, что считает советское предложение об одновременном вступлении в силу политического и военного соглашении неприемлемым. Поясняя свою позицию, оно отмечало, что во время военных переговоров возникнут серьезные трудности, так как необходимо будет получить согласие Польши и Румынии на проход советских войск через их территорию⁴⁶.

Осуществление разработанного англичанами хода пришлось отложить. На следующий день Галифакс направил послу Сидсу телеграмму о том, что он должен «отклонить оба главных предложения» Советского правительства⁴⁷, т. е. как предложение об одновременном подписании политического и военного соглашений, так и советский проект определения косвенной агрессии.

Хотя переговоры пока еще продолжались, британское правительство самым обстоятельным образом изучало вопрос, не следует ли с ним кончать. Большое внимание уделялось, в частности, поискам подходящего предлога для их срыва.

Еще 8 июня Н. Чемберлен признал в беседе с американским послом Дж. Кеннеди, что не исключена возможность, что он «положит конец» переговорам с СССР⁴⁸. Даже в беседе с японским послом М. Сигемицу в конце июня британский премьер не скрывал «сокровенного желания разорвать переговоры» с СССР⁴⁹. В начале июля Н. Чемберлен подчеркивал в беседе с министром авиации Кингсли Вудом: «Я все еще не потерял надежды, что мне удастся избежать подписания этого несчастного пакта»⁵⁰.

Начиная с 4 июля вопрос о срыве переговоров с СССР неоднократно рассматривался и на заседаниях внешнеполитического комитета британского правительства. На заседании 10 июля Галифакс подчеркнул, что в случае, если Советское правительство не согласится с позицией Англии по главным вопросам, то «придется признать, что переговоры сорвались»⁵¹. Ж. Бонне отмечал в те дни в беседе с польским послом Ю. Лукасевичем, что англичане хотят прекратить переговоры с СССР⁵². 12 июля британский министр иностранных дел телеграфировал У. Сидсу, что oн может дать понять советской стороне, что если она будет настаивать на своих требованиях, то британскому правительству, «возможно, придется пересмотреть свою позицию в целом»⁵³.

Вопрос о срыве московских переговоров снова обсуждался на заседании британского правительства, а затем и его внешнеполитического комитета 19 июля. Галифакс цинично заявил, что если бы московские переговоры сорвались, то «это его не очень обеспокоило бы»⁵⁴. Даже английский буржуазный историк М. Каулинг отмечает, что к этому времени Н. Чемберлен стал проявлять «все большую заинтересованность в срыве англо-русских переговоров»⁵⁵.

Советское правительство не было в неведении о такой позиции британского правительства. Так, во время встречи с советским полпредом 14 июля Д. Ллойд Джордж резко критиковал позицию Н. Чемберлена. В телеграмме НКИД об этой беседе И.М. Майский писал, что Ллойд Джордж выражал большое беспокойство относительно хода и перспектив англо-советских переговоров. По его словам, чемберленовская клика, которая до сих пор не может примириться с идеей пакта с СССР против Германии, пытается сейчас как-то примирить Германию и Польшу. Если это удастся, то потребность в срочном заключении пакта с СССР ослабнет и Чемберлен получит возможность еще раз попытаться договориться с агрессорами или в крайнем случае надолго затянуть подписание договора с Советским правительством⁵⁶. Позиция британского правительства обрекала переговоры в Москве на безрезультатность.

Мало чем отличалась и позиция французского правительства. Французский буржуазный журналист Пертинакс писал, что эффективную коалицию, прочный восточный фронт можно создавать только с участием СССР, но «люди типа Лаваля, Фландена и Бонне туги на понимание взаимозависимости судьбы Западной и Восточной Европы перед пангерманизмом»⁵⁷.

Советское правительство все более убеждалось в том, что у британских и идущих за ними французских руководящих деятелей нет действительного стремления к успешному завершению переговоров.

17 июля, на очередном заседании с английским и французским послами, глава Советского правительства снова заявил о необходимости одновременного вступления в силу политического и военного соглашений, подчеркнув бесполезность политического соглашения, если не будет соглашения военного. Советское правительство хочет, сказал он, чтобы военные обязательства и вклад каждой стороны были четко установлены. По этому поводу не должно быть недоразумений. Если английское и французское правительства не согласятся с тем, чтобы политическая и военная части соглашения трех стран составляли органическое и единое целое, то не будет смысла продолжать переговоры. Председатель СНК просил послов информировать об этом свои правительства и предложил, чтобы дальнейшее обсуждение спорных проблем было отложено до тех пор, пока не будет достигнута договоренность по этому вопросу. В.М. Молотов прямо поставил вопрос: согласны ли английское и французское правительства начать военные переговоры?⁵⁸

Телеграфируя в тот же день, 17 июля, советским полпредам в Лондоне и Париже о ходе переговоров, В.М. Молотов дал резкую оценку позиции британского и французского правительств. Касаясь вопроса об определении понятия «косвенная агрессия», он констатировал, что англо-французские участники переговоров «прибегают к всевозможным жульничествам и недостойным уверткам». В телеграмме подчеркивалось, что советская сторона настаивает на том, что «военная часть есть неотъемлемая составная часть военно-политического договора», и отклоняет англо-французское предложение о том, чтобы сначала договориться о политической части договора и только после этого перейти к подготовке военного соглашения. «Это мошенническое англо-французское предложение, — говорилось в телеграмме, — разрывает единый договор на два договора и противоречит нашему основному предложению об одновременности заключения всего договора, включая и его военную часть, которая является самой важной и самой политической частью договора. Вам понятно, что без совершенно конкретного военного соглашения, как составной частью всего договора, договор превратился бы в пустую декларацию, на которую мы не пойдем». «Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашений является в переговорах чем-то новым... Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя»⁵⁹.

Подробно анализируя в письме в Форин оффис от 20 июля состояние дел в переговорах, У. Стрэнг со своей стороны отмечал, что недоверие Советского правительства и подозрения относительно планов англичан не исчезают. Тот факт, констатировал он, что «мы создавали одно затруднение за другим по вопросам, которые Советскому правительству казались несущественными, создавал у него впечатление, что британское правительство не имеет серьезных намерений заключить соглашение». «Что для нас лучше, — писал Стрэнг, — продолжение этого неопределенного положения или окончательный срыв переговоров теперь же, является вопросом большой политики, но лично мне кажется, что первое лучше. Срыв переговоров вызовет отрицательную реакцию. Он побудит немцев к действию. Он может вынудить Советский Союз стать на путь изоляции или компромиссов с Германией»⁶⁰.

К этому времени стало проявлять беспокойство и французское правительство. 19 июля французскому послу в Лондоне Ш. Корбену было дано указание подчеркнуть в беседе с Галифаксом, что колебания британского правительства могут привести к срыву московских переговоров. Поэтому необходимо «взвесить меру ответственности», которую возьмут за их срыв Англия и Франция. «Вся наша система безопасности в Европе будет подорвана, эффективность помощи, обещанной нами Польше и Румынии, будет скомпрометирована». Исход переговоров решит, будет в ближайшие недели война или нет⁶¹.

В таких условиях правительство Чемберлена решило продолжать московские переговоры, но по-прежнему на подписание договора с СССР все же не соглашалось.

Не мог не повлиять на британское и французское правительства, в частности, тот факт, что в эти дни между СССР и Германией начались торговые переговоры.

На очередном заседании участников переговоров в Москве 23 июля У. Сидс и П. Наджиар заявили, что их правительства выражают согласие на одновременное вступление в силу политического и военного соглашений. Но британский посол не преминул подчеркнуть, что остается неурегулированным вопрос об определении косвенной агрессии.

Излагая позицию Советского правительства, В.М. Молотов выразил уверенность, что три страны смогут выработать определение косвенной агрессии, которое их удовлетворит. Он высказал мнение, что этот вопрос не создаст непреодолимых трудностей. Важно установить формы и объем военных обязательств договаривающихся сторон. Председатель СНК предложил начать без дальнейших задержек военные переговоры.

Однако У. Сидс ответил, что британское правительство хочет до начала военных переговоров договориться по нерешенным пунктам политического соглашения. П. Наджиар также подчеркнул, что до тех пор, пока не урегулированы все положения политического договора, «изучение военных проблем не представляется возможным». Это был курс на дальнейшую затяжку переговоров.

В.М. Молотов в заключение повторил предложение немедленно начать военные переговоры и выразил надежду, что английское и французское правительства не будут иметь возражений против того, чтобы они происходили в Москве. Он заявил о готовности одновременно продолжать переговоры по не согласованным пока статьям политического соглашения⁶².

В создавшихся условиях британское правительство решило дать согласие начать военные переговоры. Касаясь сути и целей этих переговоров, Галифакс отмечал, что до тех пор, пока ведутся военные переговоры, будет предотвращено сближение между Германией и СССР⁶³.

На следующем заседании в Москве, состоявшемся 27 июля, английский и французский послы сообщили, что их правительства согласны немедленно начать в Москве военные переговоры трех держав. Но в Лондоне ожидают, добавил У. Сидс, одновременного продолжения переговоров по не урегулированным еще положениям политического соглашения. Б.М. Молотов ответил, что он убежден в возможности выработать удовлетворительную формулу определения косвенной агрессии, с тем чтобы она охватывала случай с Чехословакией в марте 1939 г. «Важно возможно скорее заключить договор», — заявил он⁶⁴.

Совершенно иной была позиция Н. Чемберлена, что видно из записи, сделанной им в те дни в своем дневнике: «Англо-советские переговоры обречены на провал, по прерывать их не следует; напротив, надо создавать видимость успеха, чтобы оказывать давление на Германию»⁶⁵. Таким образом, британская и французская дипломатия по-прежнему вела с СССР лишь «переговоры ради переговоров».

В соответствии с такой установкой Форин оффис дал У. Сидсу 28 июля указание занять в политических переговорах более жесткую позицию⁶⁶, т. е. задерживать урегулирование вопроса об определении косвенной агрессии. Из телеграммы У. Сидсу видно, что британское правительство понимало, что предстоящие недели являются критическими. Тем не менее оно не стремилось к успешному завершению переговоров с СССР подписанием политического и военного соглашений, по-прежнему считая достаточным то, что переговоры будут продолжаться. Наиболее подходящим предлогом в случае, если будет решено сорвать московские переговоры, была признана неурегулированность вопроса об определении косвенной агрессии.

2 августа состоялось последнее заседание политических представителей СССР, Англии и Франции на московских переговорах о заключении соглашения трех держав о взаимной помощи. Текст соглашения был в основном согласован. Но все же не до конца. Формулировка пункта о косвенной агрессии окончательно согласована не была.

Советское правительство сосредоточило теперь свое внимание на переговорах военных представителей. Судьбу соглашения трех держав о взаимной помощи против агрессии должны были решить именно военные переговоры.

Однако как раз в это время резко усилились попытки реакционных правящих кругов Англии все же прийти к империалистической сделке с германскими фашистами, прежде всего на антисоветской основе, что вообще ставило под вопрос смысл переговоров между СССР, Англией и Францией.

В советской исторической литературе довольно широко освещены англо-германские переговоры в Лондоне 18—21 июля 1939 г., в которых с английской стороны участвовал ближайший советник премьера Г. Вильсон и министр внешней торговли Р. Хадсон, а с немецкой — Х. Вольтат. Немало написано и о переговорах ряда других представителей двух стран. Эти переговоры свидетельствовали о том, что реакционные правящие круги Великобритании были готовы на существенные уступки германским фашистам, прежде всего за чужой счет, чтобы в результате англо-германского империалистического сговора направить немецко-фашистскую агрессию против СССР. Но все эти усилия британской дипломатии оказались безрезультатными, так как в Берлине думали не о сделке с Британской империей, а о сокрушении ее.

Многие документы британского правительства за 1939 г. рассекречены, однако наиболее важные материалы по вопросу о его тогдашней политике по отношению к Германии сохранены на положении секретных до 2000 г.⁶⁷ Очевидно, они уж очень компрометируют политику Великобритании.

Разумеется, в Советском Союзе не могли не обратить внимание на очередной мощный прилив мюнхенских настроений в британских правящих кругах. Советский полпред в Лондоне И.М. Майский сообщал в Москву, что Н. Чемберлен делает отчаянную попытку ускользнуть от выполнения взятых на себя весной обязательств о гарантиях Польше и одновременно оживить свою прежнюю политику «умиротворения». Полпред отмечал, что английское правительство усиленно стремится договориться с Гитлером в надежде на то, что он «оставит в покое Запад и повернется лицом к Востоку»⁶⁸.

Такая же информация поступила и из полпредства СССР во Франции. Ссылаясь на слова министра колоний Ж. Манделя, Я.З. Суриц писал, что в Париже, как и в Лондоне, «далеко еще не оставлены надежды договориться с Берлином и что на соглашение с СССР смотрят не как на средство "сломать Германию", а как на средство добиться лишь лучших позиций при будущих переговорах с Германией»⁶⁹.

Правящие круги США, как и правительства Англии и Франции, наилучший выход из кризиса в Европе видели в германо-советском конфликте, а на Дальнем Востоке — в войне между Японией и СССР. Очень характерны в этом отношении беседы, которые состоялись между государственным секретарем США К. Хэллом и японским послом в США К. Хориноути. К. Хэлл исходил из того, что правящие круги США и Японии фактически являются союзниками в борьбе против большевизма. Например, во время встречи с К. Хориноути 20 июля К. Хэлл заявил, что США, «как и многие другие страны, ведут борьбу против большевизма»⁷⁰.

Какое именно развитие событий в Европе больше всего устраивало бы США, явствовало из высказываний американских дипломатических представителей в столицах европейских стран. Американский посол в Лондоне Дж. Кеннеди считал, что следует бросить поляков на произвол судьбы, с тем чтобы они оказались вынуждены пойти на соглашение с гитлеровцами, что «даст нацистам возможность осуществлять свои цели на Востоке». В результате этого разразился бы вооруженный конфликт между СССР и Германией, что «принесло бы большую выгоду всему западному миру»⁷¹. Посол США в Берлине Х. Вильсон также считал лучшим выходом, если бы Германия решилась напасть на Россию с молчаливого согласия западных держав «и даже с их одобрения»⁷².

Американский историк П. Томпкинс констатировала, что в США среди проповедников политики нейтралитета и изоляционизма было много таких, которые «не хотели мириться с существованием Советского государства и которые в своей открытой надежде, что державы оси можно будет направить на восток... были готовы терпеть и даже поддерживать Гитлера и Муссолини»⁷³.

Что касается позиции США в связи с англо-франко-советскими переговорами, то, пользуясь немалым влиянием в Англии и Франции, американская дипломатия при желании могла оказать на британское и французское правительства благотворное воздействие. Однако американские послы в Лондоне и Париже фактически поддерживали англо-французскую политику саботирования московских переговоров. 6 июня 1939 г. советское полпредство в США сообщало в Москву, что нет никаких признаков того, чтобы Ф. Рузвельт захотел использовать имеющиеся у него моральные и материальные рычаги воздействия на англичан и французов, для того чтобы повлиять на их внешнеполитическую линию⁷⁴.

Советское правительство проявляло глубокую заинтересованность в участии США в борьбе против германской агрессии. Оно оказалось вынуждено, однако, констатировать, что на это не было ни малейших надежд.

Что касается вопроса о Польше, то в политике Англии и Франции произошел серьезный сдвиг по сравнению с весной 1939 г., когда они дали ей свои гарантии. Теперь они строили все свои расчеты фактически только на сделке с германскими фашистами, лелея надежду, что после разгрома Польши германские войска продолжат продвижение на восток, против СССР. Так, американский поверенный в делах в Париже писал 24 июня, что «готовится второй Мюнхен, на этот раз за счет Польши». Во влиятельных кругах Франции считают, писал он, что она «должна уступить Германии Центральную и Восточную Европу в расчете, что в конце концов Германия окажется в состоянии войны с Советским Союзом»⁷⁵.

К предательству Польши подключился и папа римский Пий XII. Он предложил созвать новую конференцию — наподобие мюнхенской — для «урегулирования» германо-польского конфликта. Участие СССР в этой конференции папа римский считал нежелательным⁷⁶.

Как бы гитлеровцы не скрывали свои военные тайны, знали о подготовке вермахта к нападению на Польшу и в Варшаве⁷⁷. 29 июля 1939 г. разведывательный отдел польского генштаба докладывал, что около 20 августа начнется продвижение германских танковых и моторизованных частей к польской границе, а к концу августа возможно начало военных действий⁷⁸. Если бы польские правящие круги руководствовались в своей политике действительными национальными интересами Польши, то они должны были сделать максимум возможного для создания в Европе мощного фронта стран, заинтересованных в отпоре германским агрессорам. И нет сомнений в том, что Польша могла сыграть в этом немаловажную роль.

Однако польские буржуазно-помещичьи правящие круги руководствовались в своей политике не жизненными интересами польского народа, не защитой его от германской агрессии, а другими соображениями. Французский историк М. Мурен с полным основанием писал, что «странная политика полковника Ю. Бека была новым выражением национальной оргии, великодержавного комплекса». Ю. Бек считал, что дело идет к германо-русскому столкновению, и питал иллюзии, что Польша не пострадает от него. Из-за своей русофобии и вражды к коммунизму, писал М. Мурен, он не желал сотрудничества с Советским Союзом и предпочитал гитлеровский режим⁷⁹.

Польские правящие круги лелеяли надежду, что германская агрессия все же минует Польшу и обратится против СССР. Этим объяснялось продолжение Польшей даже в условиях 1939 г. своей крайне недружелюбной в отношении СССР политики. Польское правительство решительно отказывалось принять помощь Советского Союза даже в случае нападения со стороны Германии.

Ю. Бек неоднократно давал понять гитлеровцам, что желает скорейшего урегулирования германо-польских отношений, причем Польша готова на серьезные уступки. Заместитель министра иностранных дел Польши М. Арцишевский заявил в мае германскому послу в Варшаве Г. Мольтке, что Ю. Бек «был бы готов договориться с Германией, если бы удалось найти какую-либо форму, которая не выглядела бы как капитуляция». Ю. Бек придает этому большое значение, продолжал М. Арцишевский, о чем свидетельствует «та сдержанность, которую Польша проявляет в отношении переговоров о пакте между Западом и Советским Союзом»⁸⁰.

Таким образом, Коммунистическая партия и Советское правительство предпринимали летом 1939 г. огромные усилия, чтобы в условиях, когда империалистическая фашистская Германия стала на путь развязывания войны, все же в конце концов добиться создания общего фронта СССР, Англии и Франции, а также некоторых других стран, который был бы в состоянии обуздать агрессоров.

Принципиальная позиция Коммунистической партии и Советского правительства была очередной раз изложена 31 июля 1939 г. в передовой статье «Правды», посвященной 25-летию начала первой мировой войны. «Спокойно следит Советская страна, — указывалось в газете, — за преступной игрой фашистских поджигателей войны». Это спокойствие не имеет ничего общего с трусостью буржуазных «изоляционистов», пытающихся скрыться в кусты от опасности войны. Советский народ знает, что натиск фашистских агрессоров может быть остановлен дееспособным фронтом государств, заинтересованных в сохранении мира, и «готов принять участие в организации подлинного фронта мира. Только решительная и непоколебимая сила может остановить зарвавшихся агрессоров».

Исключительно важное значение имело советское предложение о заключении советско-англо-французского договора о взаимной помощи против агрессии и военного соглашения трех держав. В случае претворения в жизнь этого предложения войну можно было предотвратить. Хотя Англия и Франция согласились на переговоры с СССР, они все же не ставили своей целью, как свидетельствуют приведенные факты, заключение эффективного соглашения трех держав. Англо-французские мюнхенцы все еще рассчитывали договориться с фашистским рейхом и спровоцировать войну между ним и СССР. Поэтому они не проявляли желания к сотрудничеству с Советским Союзом.

Примечания

1. Исраэлян В.Л., Кутаков Л.Н. Дипломатия агрессоров: Германо-итало-японский фашистский блок: История его возникновения и краха. М., 1967. С. 12—13.

2. СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны, Сентябрь 1938 г. — август 1939 г.: Документы и материалы. М., 1971. С. 412—413.

3. L'Epoque. 1939. 1 juin.

4. СССР в борьбе за мир... С. 409.

5. Churchill W.S. The Second World War. L., 1949. Vol. 1. P. 376.

6. Macleod I. Neville Chamberlain. L., 1961. P. 273.

7. DBFP. Ser. 3. Vol. 5. P. 640—646.

8. Public Record Office (London). Cab. 23/99. P. 273—275, 278, 284.

9. The Diaries of Sir Henry Channon. L., 1967. P. 201.

10. СССР в борьбе за мир... С. 416. В англо-польском соглашении о взаимопомощи от 6 апреля 1939 г. Лига наций даже не упоминалась.

11. СССР в борьбе за мир... С. 421—422.

12. Там же. С. 417—419.

13. Правда. 1939. 1 июня.

14. СССР в борьбе за мир... С. 432—433. В переговорах с английскими и французскими представителями с советской стороны, между прочим, указывалось, что расстановка сил в Европе оказывает самое отрицательное влияние на малые страны. Они имеют перед собой блок агрессоров, но не видят организованного сопротивления. Положение было бы иным, если бы существовал договор о взаимопомощи между СССР, Англией и Францией. Теперь же малые страны колеблются, не решаясь оказывать сопротивление блоку агрессоров. См.: DBFP. Ser. 3. Vol. 5. P. 630.

15. СССР в борьбе за мир... С. 433—434.

16. Public Record Office. Cab. 27/625. P. 101.

17. Bartel H. Frankreich und die Sowjetunion, 1938—1940. Stuttgart, 1986. S. 205—206.

18. СССР в борьбе за мир... С. 443.

19. Цит. по: Междунар. жизнь. 1969, № 8. С. 98.

20. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. L., 1953. P. 162.

21. FRUS. 1939. Vol. 1. P. 265.

22. Цит. по: Междунар. жизнь. 1969, № 8. С. 98.

23. Daily Telegraph. 1970. Jan. 1.

24. Churchill W.S. Op. cit. Vol. 1. P. 389.

25. Coates W. P. and Z. A History of Anglo-Soviet Relations. L., 1945. P. 614.

26. Public Record Office. Cab. 27/625. P. 186.

27. Историко-дипломатический архив. Ф. 38д. Оп. 22. Д. 228. Л. 73.

28. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 34—39, 79.

29. Документы и материалы кануна второй мировой войны, 1937—1939. М., 1981. Т. 2. Январь—август 1939 г. С. 365.

30. СССР в борьбе за мир... С. 452.

31. Там же. С. 453.

32. Там же. С. 691.

33. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 369. Заявление, что Советский Союз может выставить на фронт 100 дивизий, привлекло в Париже большое внимание. См.: Bartel H. Op. cit. S. 211. В эти же дни в Париже было получено донесение французского военного атташе в Москве О. Паласа, что СССР в состоянии внести «крупный вклад» в борьбу против агрессии в Европе. Он писал, что Советский Союз располагает армией в 2 млн хорошо подготовленных и вооруженных солдат. Кроме того, имеется резерв — еще 60 дивизий. См.: DDF. Sér. 2. T. 16. P. 794—797.

34. СССР в борьбе за мир... С. 476, 478.

35. Неделя. 1968. 15 дек.

36. СССР в борьбе за мир... С. 480—481.

37. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 374.

38. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 310—312.

39. Public Record Office. Cab. 27/625. P. 236—237.

40. Niedhart G. Grossbritannien und die Sowjetunion. S. 316.

41. L'Oeuvre. 1939. 22 juin.

42. L'Ordre. 1939. 24 juin.

43. Public Record Office. Cab. 23/99. P. 129—130.

44. Это отмечают и английские историки: Haslam J. The Soviet Union and the Struggle for Collective Security in Europe. L., 1984. P. 223.

45. Public Record Office. Cab. 27/625. P. 254—270.

46. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 328.

47. Ibid. P. 335.

48. FRUS. 1939. Vol. 1. P. 272.

49. I documenti diplomatici italiani. Ser. 8. Vol. 12. P. 311—314.

50. Майский И.М. Воспоминания советского посла: В 2 кн. М., 1964. Кн. 2. Мир или война. С. 493.

51. Public Record Office. Cab. 27/625. P. 258.

52. Papers and Memoirs of Juliusz Lukasiewicz: Diplomat in Paris, 1936—1939. N. Y., 1970. P. 247.

53. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 335.

54. Public Record Office. Cab. 23/100. P. 186.

55. Cowling M. The Impact of Hitler: British Politics and British Policy, 1933—1940. L., 1975.

56. СССР в борьбе за мир... С. 491—492.

57. L'Ordre. 1939. 20 juill.

58. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 375—376.

59. СССР в борьбе за мир... С. 495—496.

60. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 423—426.

61. Archives Daladier (Paris). 2 DA6. Dr. 5.

62. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 384—385; DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 456—460.

63. Public Record Office. Cab. 27/625.

64. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 389.

65. Цит. по: Feiling K. The Life of Neville Chamberlain. L., 1946. P. 409—410.

66. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 525.

67. Чикваидзе А.Д. Английский кабинет накануне второй мировой войны. Тбилиси. 1976. С. 225.

68. СССР в борьбе за мир... С. 504.

69. Там же. С. 526.

70. FRUS. Japan. 1931—1941. Wash., 1943. Vol. 1. P. 667.

71. Langer W.L., Gleason S.E. The Challenge to Isolation. N. Y., 1952. P. 76.

72. Wilson H.R., jr. A Career Diplomat. N. Y., 1960. P. 111.

73. Tompkins P. American-Russian Relations in the Far East. N. Y., 1949. P. 269.

74. АВП СССР. Ф. 011. Оп. 4. Д. 18. Л. 27.

75. FRUS. 1939. Vol. 1. P. 193—194.

76. Stehle H. Die Ostpolitik des Vatikans: Geheimdiplomatie der Päpste von 1917 bis heute. Bergisch Gladbach, 1983. S. 228, 230; Матвеев В.А. Провал мюнхенской политики, 1938—1939. М., 1955. С. 209—210.

77. Papers and Memoirs of Józef Lipski. P. 553.

78. Kozaczuk W. Bitwa o tajemnice: Słuzby wywiadowcze Polski i Rzesry Niemieckiej, 1922—1939. W-wa, 1967. S. 287.

79. Mourin M. Les relations franco-sovietiques, 1917—1967. P., 1967. P. 236.

80. СССР в борьбе за мир... С. 414.